Изменить размер шрифта - +
Но если их все же убили, то сделавший это до сих пор на свободе только из-за общей халатности, о чем и говорила фрау Лаура.

— Что же они сами не найдут?

— Кажется, «Парнасу» интереснее подольше дразнить жандармерию, а не получить свою сенсацию и очередное подтверждение репутации самого надежного издания, — пожал плечами Хенрик.

— Вот! — Василика поставила на стойку поднос, на котором были расставлены два прибора и общее блюдо с жареными яйцами, сыром, тостами и холодным мясом. — А как зовут твою подругу?

— Мара, — наугад сказал он, очаровательно улыбнувшись.

— Странное имя, — наморщила носик Василика. — В моих краях так ведьму звали.

— В ваших краях всего одна ведьма? — спросил он, ставя на поднос две чашки кофе и кувшинчик сливок.

— Такая — одна, — пожала плечами Василика. — Хенрик, там двое требуют виски с перцем и сырым яйцом, они странные.

— А, готов спорить это из Скоттанда, там вроде такое пьют. Поправляются люди после вчерашнего вчерашнего, — усмехнулся он, разливая виски в два высоких бокала.

Уолтер взял поднос и вернулся к себе в комнату, радуясь, что ему не нужно поправляться такими странными смесями.

Удивительно, но здесь и правда почти не знал о свойстве альбионской микстуры от несварения снимать похмелье будучи сильно разбавленной водой.

Правда, стоила она столько, что можно было не удивляться тому, что кто-то предпочитал виски и сырые яйца.

Уолтеру пришлось поставить поднос на пол у двери, ругнувшись на себя, что не догадался оставить Эльстер ключ, чтобы она заперлась изнутри.

Когда он зашел, Эльстер лежала на краю кровати и, кажется, спала. Но услышав скрип двери, вскочила на ноги и сделала шаг к окну. Узнав Уолтера, она успокоилась и села обратно.

Он поставил поднос на край стола.

— Ты настолько боишься? — тихо спросил он.

От его благодушного настроения не осталось и следа. Утренняя болтовня постояльцев «У Марлен» немного развеяла его тревогу, но ужас в глазах Эльстер быстро вернул ее обратно.

Она только кивнула, не поднимая взгляда от сцепленных в замок рук. Уолтер взял с подноса чашку и коснулся ее руки кончиками пальцев:

— Держи. Ты же ко мне пришла, значит, меня ты не боишься?

— Нет… — прошептала она, забирая чашку.

— Ты… ты и правда боишься, — ошеломленно повторил он, становясь перед ней на колени и придерживая чашку.

Руки у Эльстер дрожали так, что кофе проливался на юбку.

— Конечно я боюсь, Уолтер! Все люди боятся…

— Послушай, я не знаю… Я ничего о вас не знаю, но…

— О ком «о нас», Уолтер? О механических девочках из борделей «Пташек», да? — с ненавистью выдохнула она.

— Я…

— Никто ничего не знает, Уолтер. Никто и ничего о нас не знает, — внезапно успокоившись, сказала Эльстер.

Она забралась с ногами на кровать и отпила кофе. Уолтер внимательно наблюдал за ней и никак не мог отделаться от липкого ощущения тревоги.

Он не имел дела с куклами. Ни с «соловьями», ни с «пташками». Но Эльстер вела себя как обычный человек — сменяющиеся эмоции на лице, жесты, то, как она довольно прищурилась, отпив кофе делали ее похожей не на машину, полную шестеренок, а на уставшую и испуганную девочку.

Когда он еще жил на Альбионе и посещал раз в неделю светские приемы, ему приходилось выслушивать немало недовольства из-за распространенности механических «птиц» на Кайзерстате.

Быстрый переход