— Простите, мне просто показалось, что у вас присутствуют некие… особые движения, свойственные людям этих профессий.

В кротком голосе Эльстер был только приторный мед, не позволяющий усомниться в ее искренности, вернее в полном ее отсутствии. Уолтер не понимал цели ее вопросов и не особо стремился понять. Все же Эльстер явно раздражала Бекка, и у нее были для этого веские поводы. Но какое это имело значение, если с Беккой они навсегда расстанутся через несколько часов?

Уолтер понял, что не напьется, даже если будет продолжать в том же темпе до самой посадки. Прийти к отцу пьяным, в шинели и с девушкой-иностранкой, несмотря на все старания выглядящей крайне эпатажно, было не самой лучшей идеей, и он хорошо это понимал. Но ничего не мог сделать.

— Фройляйн, вы говорили моему брату, что знаете молитву от тревог. Позвольте попросить вас поделиться ею со мной — боюсь, после недавнего происшествия меня стали пугать полеты.

— Что вас напугало, фройляйн Честейн? Ваш брат — отважный и умелый боец, ни вам, ни ему ничего не угрожало…

— Меня напугало, что даже за запертыми снаружи дверями мы не будем в безопасности. Только подумайте…

«Далась ей эта дверь», — отстраненно подумал Уолтер.

Мысли о том, что Эльстер просто ревнует, у него даже не возникало. Он всегда нравился женщинам, но так и не привык сводить все к обязательной влюбленности. К тому же ему казалось, что Эльстер явно не желала никаких подобных отношений. Удивительно, что она вообще не прониклась к мужчинам отвращением. О том, что это было против ее природы и что создатели не заложили в нее возможность испытывать подобные чувства, он думать не хотел.

— Вы совершенно правы, фройляйн Честейн, я тоже ужасно испугалась, когда открылась дверь. Увы, я не столь хладнокровна, как вы. Хотела бы я обладать такой же поистине… механической выдержкой, но Спящему угодно видеть меня другой.

Уолтер играл в игру «не выдавай своих чувств, что бы ни услышал» с раннего детства. А вот за Эльстер он не наблюдал никакой «механической выдержки» и ждал, что она либо испугается, либо бросится на Бекку.

Но она только улыбнулась, взяв чашку с остывшим кофе.

— Молитва, фройляйн, — напомнила она. — Вы переоцениваете мою выдержку, не откажите нуждающейся в утешении девушке.

— Жаль, вы не верите в Спящего, фройляйн, говорят, так молитвы приносят больше… утешения. Слушайте. «В дыму мирских дорог, в их липкой паутине иду Я. Мир в душе моей, миром полны мои ладони, и сам я — мир…»

Уолтер слушал молитву и чувствовал, что каждое слово приближает его к противоположным мыслям. Бекка о чем-то догадалась? Обладала особой проницательностью, свойственной служителям Спящего, научившимся трактовать Его сны? Или это только случайность?

И молитва была странная. Он раньше не слышал такой, впрочем, кто знает, какие были приняты в Кайзерстате.

Эльстер слушала, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. Если бы Уолтер не знал, как она относится к религии и служителям Спящего — решил бы, что слова Бекки и правда приносят ей утешение.

— Пусть Спящему снятся о вас только хорошие сны, — закончила Бекка и встала из-за стола.

— Спасибо вам, фройляйн. Пусть эта молитва принесет мир и вам, — отозвалась Эльстер, не открывая глаз.

Бекка торопливо вышла из столовой. Уолтер заметил, что она идет ссутулившись и часто одергивает рукава.

— Эльстер, что это было за представление?

— Прости я… потом тебе расскажу, ладно? — попросила она.

— А тебе не кажется, что у тебя многовато тайн? — спросил он, чувствуя, как изнутри нарастает царапающее раздражение.