– Ну что вы, – попытался было возразить Томас, но Уилл уже направился к двери.

Стоя на пороге, Тесс оглянулась – Томас снова полировал свои клинки и выглядел при этом абсолютно невозмутимо, однако ей показалось, что этот человек очень одинок.

– Я не понимаю, почему вы позволяете… Как вы там их называете, миряне?.. Так вот, я не понимаю, почему вы позволяете им сражаться с вами наравне, – сказала она, когда они уже покинули оружейную и снова оказались в очередном коридоре. – В качестве кого находится здесь Томас? Он что, слуга? Или…

– Томас почти всю свою жизнь провел в Академии, – сказал Уилл и в очередной раз куда-то повернул. – Видите ли, на свете есть люди, миряне, которые обладают особыми способностями, которые мы называем Зрением. Эти способности передаются по наследству, и многие поколения зрячих на протяжении веков помогали сумеречным охотникам. Родители Томаса помогали родителям Шарлотты, а теперь настал черед Томаса помогать уже Шарлотте и Генри. А его дети будут помогать их детям. Томас изобретает и ухаживает за всеми хитроумными механизмами, которые вы здесь увидите, заботится о Балиосе[8] и Ксан-фосе[9] – это наши лошади, – следит за оружием. А еще он от случая к случаю оказывает услуги Софи И Агате, которые ведут дом и занимаются хозяйством. Я подозреваю, что он неровно дышит к Софи. Во всяком случае, ему не нравится, когда она берется за слишком сложную работу.

Эти слова обрадовали Тесс, которой было ужасно жаль бедняжку Софи. А еще ее охватывал жуткий стыд: она позволила себе проявить бестактность, так откровенно ужаснувшись шраму горничной. Теперь же от осознания того, что у Софи есть поклонник, да к тому же еще и очень привлекательный молодой человек, ей стало легче на душе.

– Возможно, он влюблен в Агату? – предположила Тесс, желая окончательно увериться в том, что жизнь у Софи не так уж и безрадостна, как ей показалось вначале.

– Надеюсь, что нет, ведь я сам собираюсь жениться на Агате. И будь ей хоть тысяча лет, но она делает несравненные пироги с джемом, и лишь за это ее можно любить всем сердцем. Красота исчезает, а умение готовить – нет. – Уилл остановился перед большой дубовой дверью на толстых медных петлях. – Вот мы и пришли, – объявил он и легко дотронулся до двери. Та распахнулась, словно по волшебству.

Зал, в котором они оказались, оказался даже больше бального. На середину были составлены массивные дубовые столы, а на противоположной стене, прямо напротив двери, был нарисован ангел. Столы заливал белый мерцающий свет, исходящий от ламп в стеклянных абажурах. Вверху по всему периметру зала тянулась открытая галерея с резными перилами, стены над которой были сверху донизу увешаны книжными полками. Туда можно было попасть по спиральным лестницам, которые строители возвели в противоположных концах зала. Все свободное пространство занимали десятки, а может быть, и сотни книжных шкафов: они образовывали целые улицы, с поворотами, перекрестками и развилками. Перед некоторыми шкафами стояли металлические ширмы, выкованные столь искусно, что их створки походили на кружева. Между высокими, тянущимися чуть ли не до самого потолка готическими окнами стояли тяжелые каменные скамьи, уже изрядно потертые.

Рядом со столами на высокой резной подставке лежала толстая книга. Она была открыта почти на середине, и девушке сразу же нестерпимо захотелось заглянуть внутрь. Не сумев побороть искушения, она подошла к книге, которая почему-то казалась ей словарем. Однако даже при беглом взгляде на страницы фолианта становилось понятно, что со словарем он не имеет ничего общего.