— Любовь моя, — сказала ей мать, — твое лицо теперь божественно.

Мария улыбнулась. Она велела позвать слуг, поблагодарила их за заботы, за их внимание и просила простить ее, если она была нетерпелива и требовательна. Через час она умерла. На ее бледных губах играла спокойная и легкая улыбка.

IX

На следующий день после смерти Марии ветер стих. Яркое солнце придало всему веселый и радостный вид. Салли казалось, что чистая и легкая душа ее сестры укротила осеннее небо. Она не могла отвлечь свои мысли от картины этой смерти. Она думала, что клятву, которую у нее вырвали, было легко сдержать. От всего осталось лишь одно воспоминание, страшное и нежное. Она была измучена; у нее открылась астма; мать ухаживала за ней с большим усердием.

Горе миссис Сиддонс было торжественно своею простотой и молчаливостью. Ни бессонные ночи, ни слезы не нарушили ясности ее лица. Она относилась ко всем мелочам обыденной жизни с уверенной бесстрастностью. Люди, мало ее знавшие, удивлялись, что женщина, которая как никто умела оплакивать в театре воображаемые горести, сохраняла спокойствие в столь горестных обстоятельствах своей жизни.

Ее очень беспокоило, как примет Лоуренс новость, убивавшую навсегда его надежды. Она попросила миссис Пеннингтон написать ему о последних минутах Марии и о данной клятве. Она думала, что трагичность этого события заставит его выказать великодушие. Миссис Пеннингтон согласилась взять на себя эту печальную миссию с мрачной жадностью. Победа над прекрасным падшим ангелом и изъявление им покорности были самыми блестящими эпизодами ее жизни; она вложила все свое далеко незаурядное искусство в составление решительного письма. Затем она его отослала, уверенная в результате.

Спустя два дня она получила следующее послание, написанное крупным, совершенно безумным почерком:

«Дрожит только рука моя, мой разум спокоен; я все поставил на карту, чтобы получить Салли, и неужели вы думаете, что ей удастся от меня ускользнуть! Я вам поведаю тайну, она может быть от меня ускользнет, но подождите конца!

Вы все великолепно сыграли свои роли!

Если вы расскажете хоть одной живой душе о сцене, так подробно вами описанной, то я буду преследовать даже ваше имя моей ненавистью!»

Миссис Пеннингтон перечла несколько раз эти строки, прежде чем поняла их. «Вы все великолепно сыграли свои роли». Что он хотел этим сказать? Неужели он думал, что три женщины придумали эту историю с клятвой, чтобы избавиться от него? Неужели он мог действительно поверить такой интриге. «Вы все великолепно сыграли свои роли». Нельзя было понять это иначе… Глубокое волнение охватило миссис Пеннингтон. В такую минуту Лоуренс не нашел ни слова жалости для несчастной, чья смерть была может быть вызвана его непостоянством… Такой человек должен быть чудовищем. «Я буду преследовать даже ваше имя моей ненавистью». Что означала эта угроза? Думал ли он ее преследовать в ее же собственном доме? Собирался ли он добивать ее клеветой? Ее больше всего оскорбляло, что этот припадок дьявольской ярости был вызван тем прекрасным письмом, над составлением которого она проливала слезы. В течение этого вечера у нее зародилась сильнейшая ненависть к Лоуренсу, вызвавшая довольно значительные последствия.

Она начала с того, что переслала миссис Сиддонс его мерзкое письмо, умоляя ее принять меры предосторожности. Надо было предупредить Сиддонса, Джона Кембла, всех мужчин семьи, так как только мужчины сумели бы предотвратить замыслы сумасшедшего. Салли нельзя было выходить одной; неизвестно было, на что способна такая темная личность, если не принять мер предосторожности.

Получив это письмо, миссис Сиддонс не могла удержаться от улыбки. Она судила о создавшемся положении с большим хладнокровием и снисходительностью.