Изменить размер шрифта - +
Сама Салли лишь очень слабо осуждала безумства, подсказанные любовью к ней. «Конечно, — говорила она себе, — он был не прав, посылая такое резкое письмо, и в особенности нехорошо, что он не выразил ни малейшего огорчения по поводу смерти бедной Марии, но он писал эго в минуту безумия! Я представляю себе, что он должен был испытать, узнав об ужасной клятве, когда вспоминаю о том, что я сама пережила, давая ее. Ни в какой другой момент моей жизни я не могла бы произнести ее». Она написала миссис Пеннингтон, которая ответила с некоторой враждебностью: «Безумный? Ничего подобного. Если человек может держать перо и составлять фразы, значит он прекрасно владеет собой».

Салли много говорила обо всем этом с матерью, и они обе находили лишними большую часть предосторожностей, подсказанных миссис Пеннингтон. Для чего предупреждать ко всему равнодушного Сиддонса и дядю Кембла с его театральными замашками? Их вмешательство только затруднит положение. Миссис Сиддонс хотелось также успокоить Лоуренса, которого она жалела от всего сердца.

— Может быть, — сказала она, — было бы хорошо довести до его сведения, что ты и за другого никогда не выйдешь замуж?

Но Салли этого не хотела. К сожалению, она не могла сомневаться насчет своих истинных чувств. Несмотря на все недостатки, всю жестокость, все легкомыслие Лоуренса, она нежно любила его и вернулась бы к нему, если бы не была связана торжественной клятвой.

— Но будьте спокойны, — сказала она своей матери, — я считаю это обещание священным и сдержу его; и если даже мне не удастся побороть свои чувства (никто не может охранить себя от чувства, но можно отвечать за свое поведение), то я буду верна своему обещанию.

В то время, как она произносила эти слова, она сознавала, что еще больше связывает себя, и жалела об этом. «Что я говорю? — думала она. — Для чего? Почему я готовлю себе мученический венец?» Но она не могла удержаться. Ей иногда казалось, что в ней находятся две личности: одна из них говорит и действует, другая же полна желаний и протестов, и что лучшая половина принуждает худшую принимать решения, непреклонные и жестокие. Но была ли то действительно лучшая половина?

Лоуренс написал ей вполне разумное письмо; он понял бесполезность угроз. Она ему ответила тоном уверенным, но не суровым. «Он виноват только в том, что слишком сильно ее любит. Отчего и на этот раз он не выказал своего обычного непостоянства!» Радость охватывала ее при мысли: «Я все-таки удержала это ветреное сердце!» Но ей достаточно было вспомнить о счастливом и нежном взгляде Марии, чтобы перестать сомневаться в своем долге.

Однажды, подойдя к окну, она увидела на противоположной стороне тротуара Лоуренса, глядевшего на окно ее комнаты. Она быстро отодвинулась, чтобы он не мог ее увидеть.

В этот момент миссис Сиддонс, приводившая в соседней комнате в порядок ящики комода, позвала ее, чтобы показать ей платье Марии. Это было одно из тех легких белых платьев в греческом стиле, которые были занесены модой из Франции. Обе вспомнили очаровательное тело, когда-то облекавшееся этой легкой тканью. Они поцеловались. Миссис Сиддонс тихо прошептала стихи из роли Констанции:

Когда Салли вернулась в свою комнату, и бросила на улицу украдкой быстрый взгляд, Лоуренс уже исчез.

 

X

 

В течение нескольких месяцев Лоуренс пробовал сблизиться опять с Салли, то забрасывая ее письмами, то передавая ей приветы через общих друзей. Она отказывалась его видеть: «Нет, — говорила она, — я не способна обращаться с ним холодно, а иначе я не хочу с ним обращаться». Но она беспрерывно о нем думала и находила большое удовольствие, воображая между собой и им длинные беседы, в которых он поверял ей свою любовь, свое отчаяние, клялся в неизменной верности.

Быстрый переход