|
Приходилось встречать ему подобных. Однако абсолютное самоотречение по-прежнему оставалось для него загадкой. Сам он был человеком дела, но никогда при этом не забывал собственных интересов. - Жанна и Пьер любили друг друга, - негромко продолжал Ринлинг. - Мне хочется пояснить некоторые вещи, касающиеся лично Жанны. Это необходимо. Они составляли как бы единое целое. Да, они любили друг друга, но в их любви не было ничего условного, это была не такая любовь, о которой обычно пишут. Это было нечто большее - слияние двух умов и двух душ. - Он посмотрел на свой стакан и нахмурился. - Я не могу объяснить, но это очень важно. Все наши дела зависели от этих двоих, а они жили для нас и друг для друга. - Он снова остановился, как бы подыскивая слова. - И все же я не могу так рассказать об их взаимоотношениях, чтобы вы поняли, - повторил он со смущенным видом. Ренлинг, скорее всего, был стеснительным парнем. - Они бы умерли один за другого, если можно использовать этот штамп. - Ясно! - нетерпеливо сказал Корридон. - Кто-то из вас предал этого парня? Ренлинг внимательно посмотрел на него. - Я понимаю ваше нетерпение, ведь вы не знали Пьера... Но, в общем... Да, так и случилось. Корридон допил стакан. Теперь он представлял, о чем пойдет речь. Не первое дело такого рода... - Ну что же, это касается вас, не так ли? Что я могу сделать? - Сейчас скажу, - поспешно ответил Ренлинг. - Буду краток. Жанна, Мэллори и я попались. Мы, выполняя задание, допустили оплошность, и нас схватили. Не буду рассказывать детали... Нас привезли в гестапо. Немцам было известно, что мы принадлежим к группе Пьера. Они интересовались Пьером, только им, а нас не ставили ни во что: пока он на свободе, поезда будут взлетать в воздух. Жанна и Мэллори часто присутствовали на моих допросах. - Он потрогал свой шрам. - Я не отличался особой храбростью и кричал, когда было слишком больно. - В этом нет ничего особенного, - заметил Корридон. - Да. Гестапо очень хотело знать, где скрывается Пьер, но я все же не выдал. Наконец даже они устали. Надо сказать, что покалечили меня основательно. И тогда они занялись Жанной. Я был уверен, что они ничего не добьются от нее, однако гестаповцы думали иначе. Но она даже ни разу не вскрикнула. Они работали над ней несколько часов, потом снова взялись за меня. Сломали руку, выбили глаз. Я потерял сознание. Позже Жанна рассказала мне, что произошло. Он встал и начал нервно ходить по комнате. - Мэллори заговорил. Не успели его тронуть, как он заявил, что расскажет все... Это воспоминание, казалось, вывело его из равновесия: в течение нескольких минут он мерял шагами комнату, лицо его исказилось от душевной боли. - Они выкололи мне глаз, а рука была в таком жутком состоянии, что позже ее пришлось отнять. Что же касается Жанны... Мне кажется, вы сами представляете, что ей пришлось перенести... Когда со всем было покончено, нас сунули в одну камеру. Я наполовину сошел с ума от боли. У Жанны из многочисленных ран текла кровь. Мэллори держался в стороне. Жанна из последних сил бросилась на него. Она плакала и всячески его поносила, но была слишком слаба, чтобы сделать что-то серьезное. Я никогда не забуду той ночи. Мэллори только один раз раскрыл рот, чтобы бросить нам: "Банда идиотов! Разве вы сами не видите? Они не отступились бы от нас до тех пор, пока кто-то не заговорил бы. |
