— Охотник? Вот! — Антеро загнул второй палец. — Наш род живет рыболовством и землепашеством. Река Яннего нас кормит, и никто не жалуется. Тапиола же — обиталище хийси. Ты здесь редко бываешь, Ильмо, иначе бы знал, как у нас смотрят на парня, который не вылезает из леса. Или не знаешь, что тебя здесь многие уже боятся?

— Я из рода райденов…

— И где они сейчас, эти райдены? Всех забрала Тапиола! Это ли не знак — людям там делать нечего! Знаешь, что про райденов-то твоих говорят? Что они сначала с хийси воевали, потом повелевать ими возжелали, и чем закончилось? Те, кто в битвах с хийси не погиб, — сам хийси стал!

— У хийси нет надо мной власти!

— Ах, да — тебя ведь учил Вяйно. Хоть и недоучил, но все ж кое-каких колдовских приемов ты у него нахватался…

Антеро загнул третий палец.

— А зять-колдун мне не нужен и подавно. Конечно, колдуны богаты, люди их боятся, но дело это ненадежное и опасное. Вдову колдуна уж точно никто замуж не возьмет, и детей его род не примет. И потом, кто знает, куда тебя поведет: хорошо, если в ярмарочные «хранители имен», а если в черные ведьмаки, что служат Калме?

И на сей раз Ильмо снова промолчал. Не потому, что возразить ему было нечего, а от стыда. Конечно, он мог бы передать старосте слова Вяйно о том, что настоящего колдуна из него не выйдет. Мог бы признаться, что всех его умений не хватит, чтобы самому заговорить нож или самострел…

— Не знаю, что с тобой делать, Ильмо, — вздохнул Антеро. — Ты знаешь, что я на тебя зла не держу, парень ты неплохой. Но что люди скажут?

— Что Локка подскажет, то и люди повторят, — буркнул Ильмо.

— Вот именно. Тут и без ее предсказаний такое творится… Видел частокол вокруг деревни? Черепа? Один из них я принес, кстати.

— Да уж как не видеть! Как раз хотел спросить — зачем они? Разве нет границы между землями рода и Тапиолой?

— Не знаю, Ильмо. Только хийси ведут себя так, словно ее в самом деле больше нет. Вот уже месяц одолевают. Повадился тут один летать в сумерках — уже несколько раз видели в небе, кружил над Калева… хорошо хоть спуститься не посмел… Не иначе как кто-то, — староста как бы невзначай взглянул на Ильмо, — разгневал Тапио. Тебя здесь и так частенько вспоминали недобрым словом. А теперь, после предсказания Локки, всем все стало ясно.

С женской половины донесся невнятный придушенный звук. Но Ильмо уже не посматривал на занавеску — сидел впившись взглядом в лицо Антеро.

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Пойми, Ильмо, люди боятся. И чем сильнее боятся, тем меньше соображают. Поговаривают уже, что надо умилостивить Тапио щедрой жертвой… понимаешь?

— Не совсем.

— Локка, — вполголоса сказал староста, — хочет твоей смерти и подбивает старейшин. А я против всех не пойду. Слушай, Ильмо, — ни жены, ни детей, ни отца с матерью у тебя нет, ничто тебя здесь не держит. Может, уйдешь потихоньку обратно к себе на гору?

— Как это «уйдешь»? — опешил Ильмо. — А дальше что?

— Да что угодно: охоться, колдуй, купцом становись, к варгам в дружину нанимайся. Мир велик.

Ильмо ничего не ответил, его словно к скамье приморозило. Как это можно — уйти? Все равно что вырвать дерево с корнем и выбросить в реку — плыви, дескать, куда хочешь! Не то чтобы он не смог прожить один — он ведь и жил один уже годы, — но порвать с родом навсегда… стать чужим…

И главное — Айникки!.