Я молча ковыряла вилкой остатки картошки. Наелась уже.

— Да понимаешь, конечно… Потому и написать ничего крупного не можешь. И не только ты. Много вас таких. Одно дело, несколько страничек про длинноухих эльфов на машине времени — это еще можете выдавить из себя. Особенно если на драйве. Конкурс какой-нибудь сетевой. Возня, друзья, все дела. Хватает запала. Но целый рома-ан… Такого надругательства над трупом распятой музы ее дух не выдерживает. Является вечерами и тычет в нос обрубками крыльев, и тоскливо воет — на хрена тебе это нужно? Ты же взрослая, умная баба… И ты всерьез собираешь угробить свою жизнь на то, чтобы сделать из себя дойную корову для миллиона леммингов?

— Ну конечно! — сказала я. — Надо писать о том, что тебе важно! Умно, тонко, всерьез, ориентируясь на мудрых и вдумчивых. Идеальный читатель не требует от автора ни одного штампа и пошлости, не упускает ни единой мысли и намека… и не существует.

— А, страшно стало? Не формат? Не возьмут на тараканьи бега?

— А если у меня просто нет такого? Нет вот такого важного и всерьез? Ну, не пережила я мировой бойни! Не было в моей жизни блокад и гражданских войн. Ну, извините, дяденька. Виновата!

— Ну я и говорю — тридцать лет, а все девочка, юбочка на лямке. И мальчики такие же бегают вокруг, иным по сорок, а все с соской и в подгузниках… Правда, что ли, ничего важного не пережила? А кто живет жизнью вечного беглеца? Кому приходится всю жизнь подстраиваться под чужие уставы?

— Можно подумать, у меня есть выход…

Степан вдруг ухмыльнулся, вмиг лишившись серьезности. Всего лишь маска была. Вернулась его прежняя игривость кота, поймавшего мышь.

— Что? — нахмурилась я.

— Что и требовалось доказать. Проклятие лежит на этом роду, проклятие до тридцатого колена: родиться от рабов, жить в рабстве, растить своих детей рабами и не ведать, что выход есть, и не задумываться, где его найти…

Мне это все уже надоело.

— Так зачем я вам нужна?

— Ты бы еще спросила, куда мы тебя везем.

— Куда вы меня везете?

— Туда, где тебе все объяснят. Ну наелась, что ли? Пошли баиньки. Завтра еще целый день ехать.

Тут на меня натянули шерстяную лыжную шапочку, по самый нос. Я оказалась в колючей темноте.

Меня подняли и повели. Мы вышли на свежий воздух. Я только слышала наши шаги да чувствовала руку кабана на плече.

— Что вы собираетесь со мной делать?

— Э, нет… — на этот раз серьезно сказал Степа. — Это пусть главный сам формулирует. У нас никогда не бывает второго шанса оставить первое впечатление, не так ли? Идею тоже надо подать под нужным соусом. Он людей умеет разводить. А я так, мелкая сошка на побегушках…

Мы снова куда-то вошли, повернули.

— Ступеньки, — пробасило над ухом.

Мы поднялись по лестнице. Снова шли. Скрип двери, меня подтолкнули в спину. Когда с меня сдернули шапочку, я была в гостиничном номере, рядом остался только Степа.

Тускло светился абажур на тумбочке у кровати. Я инстинктивно зыркнула по сторонам, отыскивая телефон. Мой сотовый из кармана пропал, это я выяснила, еще пока мы шли.

Телефона здесь, конечно, не было. От него остался только хвостик с разъемом. Зато под абажуром лежала какая-то книга. Сначала я решила, что это Библия, но для Библии книга была оформлена слишком легкомысленно. Блестел целлофанированный переплет, сверкали впечатки из фольги.

— Это тебе, да. Почитай на ночь.

Я взяла книгу в руки. Название было скромным: «Как стать писателем».

— Зачем это?

— Привыкай, теперь это твоя Тора.