Как давно это было? Не знаю. Давно. А я? Несомненно продвигаюсь, а только это и важно. Откуда такая уверенность? Напрягитесь и подумайте, я не в состоянии. Грандиозное страдание. Я пухну. Что если я лопну? Потолок поднимается и падает, поднимается и падает, как заведенный, так уже было, когда я лежал в утробе. Необходимо упомянуть еще о падающей воде, явление mutatis mutandis аналогичное, по всей видимости, миражам, случающимся в пустыне. Окно. Его я больше не увижу. Почему? Потому что, к сожалению, не могу повернуть головы. Все тот же свинцовый свет, густой, клубящийся, пронизанный крохотными туннелями, ведущими к сиянию, возможно, воздуха, притягательного воздуха. Все готово. Кроме меня. Мне даруется, попробую выразить это так, рождение в смерть, такое у меня впечатление. Мои ноги уже вышли, жизнь их выродила. Подходящий образ, как мне кажется. Моя голова умрет последней. Не потеряйте нить. Я выбываю. Рассчитаемся при встрече. История моя кончится, а я еще буду жить. Многообещающая задержка. Я кончаюсь. Больше я не скажу: я.
Окруженный своим маленьким выводком, который после почти двухчасовых усилий ему удалось собрать, в одиночку, Пат помочь отказался, Лемюэль стоял на веранде, ожидая прибытия леди Педаль. Веревки, привязанные к лодыжкам, соединяли худощавого человечка с Юнцом, Сакса - с гигантом, Макмана же Лемюэль держал за руку. Из всех пяти Макман, -рассерженный тем, что его продержали в камере все утро, и не понимая, чего от него хотят, сопротивлялся особенно рьяно. Он решительно отказался тронуться в путь без шляпы, с такой свирепой решимостью, что Лемюэль наконец позволил ему надеть шляпу, при условии, что поверх нее будет капюшон. Несмотря на разрешение, Макман продолжал капризничать и волноваться, пытаясь выдернуть руку, твердя: Пусти! Пусти! Юнец, измученный жарой, хватался за зонт худощавого человечка, приговаривая: Зотик, зотик! Худощавый человечек в ответ лупил его по рукам и плечам. Гадкий! - кричал он. - Помогите! Гигант обвил шею Сакса руками и повис, ноги его не держали. Сакс, шатаясь (упасть ему не позволяла гордость), спокойно требовал объяснении. Что это за срань на мне болтается? - спрашивал он. - Вы, пидорасы, кто из вас его знает? Директор, или его представитель, тоже находился здесь и время от времени сонно повторял: Ну, ну потише. Они были одни на большой веранде. Может быть, она боится перемены погоды? - спросил директор. И, обернувшись к Лемюэлю, добавил: Я тебя спрашиваю. Небо было безоблачно, ни ветерка. Где тот красивый молодой человек с бородкой Мессии? Но в таком случае она бы позвонила, сказал директор.
Экипаж. Два продольных сиденья. На козлах, рядом с кучером, леди Педаль. На одном сиденье Лемюэль, Макман. Сакс и гигант. На противоположном - юнец, худощавый человечек и два колосса в тельняшках. Когда они выезжали из ворот, дети приветствовали их. Внезапный спуск, длинный и крутой, устремил лошадей вперед, к морю. Под тормозными башмаками колеса скорее скользили, чем крутились, и лошади, спотыкаясь, встали на дыбы, чтобы не расшибиться. Леди Педаль ухватилась за козлы, ее бюст мотало во все стороны. Это была огромная, здоровая, высокая, толстая женщина. Букет искусственных маргариток с блестящими желтыми сердечками свисал с широкополой соломенной шляпы. Ее широкое красное лицо за крапчатой вуалью, казалось, пухнет на глазах. Пассажиры, до того беспомощно подпрыгивавшие на сиденьях, свалились на пол. На место! - закричала леди Педаль. Никто не пошевелился. Что толку? - спросил один из моряков. Никакого, ответил другой. Не лучше ли им сойти, спросила леди Педаль у кучера, и идти пешком? Когда наконец коляска спустилась к подножью холма, леди Педаль приветливо повернулась к седокам. Мужайтесь, киски! - прокричала она, чтобы показать, что ничуть не высокомерна. Экипаж покатил дальше, болтаясь из стороны в сторону, набирая скорость. Гигант лежал на полу между сиденьями. Кто здесь ответственный? спросила леди Педаль. Один из моряков перегнулся к Лемюэлю и сказал: Она хочет знать, кто здесь ответственный. |