— К твоему сведению, Юрку сейчас на все это наплевать… — сказал я.
— Интересно, где сейчас настоящий Юрок? — задумался Шварц.
— Что ты имеешь в виду?
— Так… Ведь то, что сейчас было предано земле, лишь оболочка, а душа…
— Вы что, сговорились, идиоты?!
На маленькой площади перед кладбищем философ из народа продолжал без особого успеха торговать астрами. Невдалеке от него стоял уже знакомый черный автомобиль, и из выхлопной трубы его поднималась вверх пушистая струйка белого дыма.
От машины отделился водитель и, держа фуражку в левой руке, быстрым шагом направился к нам.
— Господин Трубачев просит вас пожаловать в салон, — сказал он вежливо, обращаясь ко мне.
Я пожал плечами.
— Как видите, я не один…
— Господин Трубачев просит и ваших друзей…
Сёма сделал шаг назад.
— Ну уж нет! Передайте вашему хозяину, что Шварц, к сожалению, внезапно занемог и не сможет принять его любезного приглашения. Ребята, — замороженным голосом сказал Шварц, — я поехал к Саре, в милицию…
— В этот трудный для всех нас день, — твердо сказал Алекс, беря Шварца под руку, — мы должны держаться вместе.
Короче, втиснулись мы в салон автомашины, оказавшись за столиком, на котором стояли стаканы с виски.
Рядом с горбуном сидел некий худощавый субъект, верхнюю часть лица которого скрывала широкополая шляпа. Просматривался только кончик острого носа и миниатюрный квадратный подбородок.
— Поскольку здесь все свои, то я секретничать не намерен, — начал горбун, — предлагаю всем вам сотрудничество, и вот вам моя рука.
— Все никак не угомонитесь, — миролюбивым тоном сказал я. Надо допить виски, пока он треплется, подумал я.
— Мне всегда казалось, — продолжал горбун, не поворотив головы в мою сторону, — что все происходящее в мире исполнено глубочайшего смысла: рождение, любовь, слава, богатство, войны, землетрясения, научные открытия… Даже смерть, наконец. А сегодня понял, что ошибался. Нет никакого смысла ни в чем! Все мы помрем! Все, все, все! Так не лучше ли, пока мы живы, хоть что-нибудь совместно сотворить… Что-нибудь этакое!
— Да, — просипел неизвестный, — было бы недурно пошевелить спящее российское общество, пощекотать его, так сказать, за ребра.
— Вот именно, — подхватил горбун, — за ребра! Надо подпустить чего-нибудь остренького, жгуче-перченого, а то как-то всё пресно стало… Кстати, господа, я не представил вам моего друга…
Незнакомец приподнял шляпу.
— Исфаил Бак.
Я увидел напудренное лицо аскета, обрамленное черными кудрями. Лицо опереточного злодея. Значит, этот пройдоха не плод воображения сумасшедшего горбуна, а вполне реальный человек. Я пристально взглянул на Бака или как там его.
— Мои дети, — представил нам Трубачев Марго и Виталика. Алекс со странной улыбкой смотрел на новых знакомых и потягивал виски.
Шварц сидел с закрытыми глазами.
Марго рассматривала свои ногти, а Виталик тосковал, изредка бросая осторожные взгляды то на меня, то на своего папашу. |