Изменить размер шрифта - +

Новая проблема… То есть, вообще-то говоря, она стара как мир. Будет Султан колоться? Вряд ли. Уже сам факт, что вор связался с ментовкой, то есть скурвился, может кончиться для него весьма плачевно. В худшем случае, на перо посадят, в лучшем — опустят по решению сходняка. И неизвестно, что здесь лучше, а что хуже. А если расколется, тогда тебе, Толя, самое время о себе подумать. Значит, главным на данный момент остается такое решение — найти, где находится Султан. А чтоб как можно меньше народу знало об отношениях Волошина с его «понятыми», самое время произвести зачистку. Пока частичную. От бабы-то в любом случае теперь придется избавляться. Вон и телефон его, оказывается, в доме держит, и Толяном зовет. Прав бывает Вадим Михайлович, когда предупреждает их: ребята, эти ваши постоянные свидетели — плохие свидетели. Правильно, Лнельзя использовать все время одних и тех же…

Он подумал, что ему будет все-таки жалко расставаться с этой дурной и ненасытной бабой. Но когда взглянул на дело глазами человека, которому самому впору удирать, а его временное спокойствие должно зависеть от того, что может вдруг ляпнуть какая-то старая вокзальная проститутка, тут и сомнения отпали: Да, впрочем, какая она проститутка? Та хоть свой заработок имеет, а эта — ведь ничего, кроме набора чужих трипаков.

— Выпить есть чего? — спросил по-свойски.

— Для тебя, Толянчик, всегда найдется! — обрадовалась перемене темы Софья. А его прямо так и передернуло от этого ласкового «Толянчика».

Через полчаса, после нескольких стаканов дешевой сивушной водки, Софья «поплыла», и Волошин, приняв окончательное решение, постарался сделать так, чтобы у нее не возникло подозрений. Изобразив вспышку внезапного, грубого желания, он живо содрал с нее остатки одежки, а она и не думала сопротивляться, готовая принять его да хоть и прямо на полу. Но у него были другие соображения. Оглядевшись и словно бы не найдя более удобного места для себя места, он подтащил потную «подругу» к окну, где и завалил ее животом поперек широкого подоконника. И пока она неловко пыталась раздвинуть свои жирные, болтающиеся над полом ноги, может, чтоб ему стало удобнее, он крепко подхватил ее под колени и, приподняв здоровенный зад, с резким выдохом толкнул его вперед.

Тело как-то медленно начало переваливаться через подоконник, а затем мгновенно рухнуло в темноту. Она и закричать-то не смогла, потому что сознание, видно, полностью притупилось, и смертного ужаса не успела почувствовать — вот, успел подумать он, хоть в последнюю минуту бабе повезло…

Волошин услышал только, как что-то тяжко шлепнулось, будто гигантская коровья лепешка, там, внизу, на асфальте…

Он надел перчатки и тщательно вытер все, к чему тут прикасался, — это уже просто мания какая-то. Затем принес из кухонной раковины немытые стаканы и тарелки, алюминиевые вилки, раскидал их по столу так, будто здесь недавно закончили шумный ужин, после чего осторожно вышел на лестничную площадку и аккуратно закрыл дверь со щелкнувшим за ним замком.

Спокойно спустился к подъезду. Во дворе было тихо. А вот за аркой, ведущей на улицу, шумел народ. Послышалась и сирена «скорой».

Этого еще не хватало, подумал он и неторопливо прошел к соседней арке, а уж через нее вышел на улицу и только тогда, кружным путем, направился к толпе. Прислушался к разговорам, потом спросил у одной из женщин, что случилось, отчего шум. Та ответила, что женщина разбилась. Увезли ее уже.

— Жива хоть? — с участием в голосе спросил он.

— Да какой там! — отмахнулась свидетельница беды. — Вон, говорят, с того окна, — она показала на светящееся открытое окно на шестом этаже, — так прям и сиганула. Как была — совсем без ничего.

Быстрый переход