Изменить размер шрифта - +
Конечно, никто ничего не высказывал, не злорадствовал, старого не припоминал, и характеристику начальник хорошую выдал: боролся с преступностью, задерживал, раскрывал. Правда, для самостраховки дописал: склонен к самоуправным действиям, на замечания реагирует некритически, к советам не прислушивается. Но в целом характеристика нормальная, не придерешься. А маховик следственный раскрутился вовсю, потом выездная сессия суда и приговор под аплодисменты — высшая мера!

Суд вроде как мнение всего общества выразил, хотя бывало частенько, что народ одного требует, а судейская машина еле‑еле поворачивается, на тормозах спускает, будто заело что‑то в механизме. А тут полное единство позиций органа правосудия и граждан!

Сослуживцы было решили, что это кость толпе бросили, чтобы успокоить, а кассационная инстанция смягчит приговор втихую, так тоже часто бывало. Нет, Верховный Суд приговор оставил в силе. А теперь и центральная власть свое слово сказала…

— Это они в политику играют, — вслух рассуждал Иван Алексеевич. — Мол, люди властью недовольны, а зря — власть ни при чем, отдельные исполнители палку перегибают! Но времена, мол, сейчас другие, и мы таких негодяев беспощадно наказываем… Только если сторожевого пса за усердие казнить, то кто охранять будет? Они того не понимают, что сами под собой сук рубят!

Попов с такими рассуждениями, если бы они велись абстрактно, никогда бы не согласился. Но применительно к делу Лунина они были убедительны, и он поддержал Ромова. Тот сдержал довольную улыбку.

После поминок поехали по домам, но Сергеев вышел вместе с Поповым.

— Дело есть, Валера, — возбужденным шепотом сказал он. — Давай зайдем к тебе на полчасика…

Валентины дома не было, они устроились на кухне. Пить гигант отказался, Попов заварил крепкий чай и, переступая через ноги зажатого между шкафом и холодильником Сергеева, который явно не вписывался в размеры малогабаритки, собрал на стол.

— Я ведь Лунина с детства знаю, жил‑то у него на участке, и скажу: настоящий мужик! Справедливый, смелый… Я, может, из‑за него в милицию пошел, по примеру, что ли…

Сергеев медленно произносил слова, уставясь неподвижным взглядом в какую‑то точку перед собой.

— Но ведь должна же быть справедливость! — вдруг быстро и горячо заговорил он. — Если Лесухина миловать, а Лунина расстреливать — значит, все наоборот, навыворот! Они там, — он указал вверх, — по‑своему решают, нас в расчет и не берут, но мы‑то тоже можем по‑своему решить? По справедливости?

Сергеев ждал ответа. Он был пьян, и Попов не понимал, что он хочет услышать.

— Как это «по‑своему»?

— Да очень просто! Они же не могут работу сделать, только бумажки пишут да печати ставят! А работу‑то мы делаем!

— И что же?

— То самое! — Сергеев понизил голос. — Лично я Лунина исполнять не буду! А ты будешь?

— Буду, не буду! — озлился Попов. — Кто меня спрашивает! Что ты хочешь сказать? Давай напрямую, без выкрутасов! Ты что, можешь приговор изменить?

— Изменить не могу, и черт с ним! Я могу не исполнить — это важнее. И ты можешь мне помочь…

— Думаешь, других исполнителей не найдут? Да отправят его в Северную зону обслуживания, и тамошний «Финал» сделает все в лучшем виде! Так или нет?

— Давай его спасем, — сказал Сергеев совсем тихо. — Спасем человека, который не заслужил смертного приговора… Два суда, республика, Союз — никто не захотел ему помочь. Давай мы поможем.

— Ты что, Господь Бог? Сейчас я постелю — и спать…

— Нет, — Сергеев упрямо мотнул головой.

Быстрый переход