Странно, печально подумала она, ей совсем не стыдно лгать Биллу, но ей становится плохо, когда приходится скрывать правду от Лукаса.

— Почему ты сказала, что бедный Перси помесь с питбуль-терьером?

— Я пошутила, — нашлась Джослин. — Все это пустяки. Если мы собираемся в город, то нам пора.

Лукас смотрел на ее побледневшее лицо, и его беспокойство возрастало. Джослин разговаривала не с подругой. Она даже не разговаривала, а слушала. Она ничего не сказала, за исключением выдумки о Перси. У него сложилось впечатление, что она пытается отговорить кого-то от приезда в их дом. Но кого?

Лукас прищурил глаза. Джослин была очень напряжена во время разговора, почти испугана.

Внезапно его охватил гнев. Кто осмелился угрожать ей? Чем ей угрожают? Уж конечно, это не имеет отношения к ее прошлому.

Эмми, его троюродная сестра, дала Джослин прекрасную характеристику, и он сам тщательно проверил ее, прежде чем принять на работу. Ее жизнь была так безупречна, что вызывала скуку.

Его охватило чувство безысходности. Так много поставлено на карту, а он не только не знает правил игры, в которую играет Джослин, но и игроки ему неизвестны.

— Лукас! — неуверенно окликнула его Джослин, обеспокоенная изменившимся выражением его лица. Ясно, что он не поверил ее объяснениям, но она не смеет рассеять его сомнения, потому что это создаст еще большие осложнения.

— Прости. — Лукас заставил себя отвлечься от неприятных мыслей. — Я пытался представить Перси в роли питбуля. Это превосходит всякое воображение! Легче представить Макса злобным монстром.

Джослин заметно успокоилась от шутливого тона Лукаса. Она проследила за его взглядом. Макс, уютно свернувшись в клубок рядом с Перси, спал крепким сном.

— Одна из моих приемных матерей любила повторять, что надо опасаться тихих, потому что «в тихом омуте черти водятся». Именно она сказала мне, что Бог покарает меня, как только я солгу.

— Сказать такую ужасную вещь ребенку! — Лукас был возмущен. — Она что, хотела, чтобы тебя мучили кошмары?

— Да нет, все было не так плохо, — задумчиво возразила Джослин. — Просто замученная работой домохозяйка, которая брала детей на воспитание, чтобы свести концы с концами.

— У тебя было много приемных родителей? — спросил Лукас.

— Больше, чем мне бы хотелось. Поедем? — спросила Джослин, желая переменить тему разговора.

— Тебе не хочется говорить об этом.

Глядя на вьюрка, усевшегося на перила веранды, Джослин попыталась разобраться в своих чувствах.

— Нет, не совсем так. Просто теперь мне это кажется неуместным, — пояснила она, пытаясь найти объяснение. — У меня такое ощущение, что это была чужая жизнь. Жизнь, прожитая кем-то другим, которая не имеет ко мне никакого отношения.

Лукас не удержался и обнял ее. Прижав Джослин к груди, он зарылся лицом в ее волосы, источавшие слабый цветочный аромат. Она пахнет просто восхитительно! Что бы ни произошло, Джослин будет всегда напоминать ему о весне, о новой жизни.

— Потому что теперь ты взрослая.

— И я больше не пленница. — Джослин благодарно прильнула к Лукасу, жадно впитывая непривычное ощущение, возникшее от его утешения и поддержки.

— И ты не сделаешь таких ошибок, когда будешь воспитывать наших детей, — добавил Лукас, и у Джослин замерло сердце.

— Нет, но у меня, вероятно, будет множество других ошибок, — возразила она, стараясь говорить легким тоном. — И как ни приятно дурачиться с тобой, нам нужно ехать.

— Дурачиться? — Лукас слегка повернул Джослин к себе, чтобы заглянуть ей в глаза.