К восьми часам в комнату заглянула Нана, позвав на завтрак. И я, выбрав из гардероба наименее вычурное из одежды, спустился в столовую, где уже сидели родители.

Отец находился явно в хорошем расположении духа, весело приветствовал меня и продолжил что-то увлеченно рассказывать матери.

Мама же была невероятной. Я уже и забыл, насколько красивой она была. Будучи ребёнком, я воспринимал ее красоту как нечто само собой разумеющееся, но сейчас я словно бы увидел ее впервые. Смоляные тугие локоны убраны в высокую прическу, простое домашнее платье не могло скрыть изящной фигуры и горделивой осанки. Её кожа не была смуглой до черноты — как у большинства ромалов — скорее, светло-оливковой, и глаза не черные, а темно-зеленые.

В ее жилах текла кровь малочисленного народа северных ромалов, которые были куда выше ростом и светлее. Немудрено, что отец ради нее рискнул, наплевав на неодобрение семьи и аристократии в целом. Невзирая на всю прогрессивность нашего общества, до сих пор аристократия смотрит на браки между знатными и простолюдинами с брезгливостью и осуждением. А тут еще отец решился жениться на ромалке, которых и вовсе за людей не считали.

Матери ради брака с отцом тоже пришлось немалым пожертвовать: ее народ отрекся от нее, а родители прокляли маму. Северные ромалы вели оседлый образ жизни, в отличие от своих южных собратьев кочевников, но и нравы у них были куда строже. Поэтому брак матери с иноверцем не ромалом, пусть он даже являлся князем, считался предательством.

Но, несмотря на то, что все было против них, родители поженились, предки приняли мать в род, и они жили в любви согласии и, я уверен, прожили бы так и до старости, если бы их не убили.

— Отлично выглядишь, мам, — сказал я, присаживаясь за стол, подвигая тарелку с маслом, уже нацелившись взглядом на горячие хрустящие гренки.

— Комплименты? — удивлённо улыбнулась мать. — С чего бы это вдруг?

— Это не комплимент, а правда, — ответил я и переключился на отца.

— Как дела на виноградниках? Уже есть статистика количества урожая?

Отец изумленно вскинул брови, повернулся к матери, она пожала плечами и, усмехаясь беззаботно, продолжила есть.

— Что с тобой сын? — спросил удивленно отец. — С каких это пор тебя начали интересовать дела княжества? Артемий Иванович часто говорит, что эта тема тебе малоинтересна, чем, честно говоря, огорчает меня. И тут вдруг!

— Ты же сам настаивал, что я должен вникать в дела княжества. И вот, вникаю, — намазывая масло на гренок, с невозмутимым видом ответил я.

— Вот как? Приятно удивил, Ярослав. Если и впрямь интересно, приходи после уроков в кабинет, расскажу и начну вводить в дела, — довольно улыбаясь, сказал отец.

— Обязательно, — сказал я, радуясь, что так быстро удалось расположить отца. Теперь можно было переходить и к интересующему меня вопросу.

— Па-а, а есть у нашего рода враги? — будто бы невзначай, спросил я, похрустывая гренком.

Отец призадумался, но мой вопрос его не удивил, что странно. Я думал, что он тут же вспылит, припомнив вчерашний разговор.

— Не думаю, — озадачено протянул он. — Завистники, недоброжелатели… таких полно у каждого чародейского рода, но, чтобы враги — этого не имеем.

— Мы живем скромно, Ярослав, — поддержала его мать, — светских приемов не устраиваем, в столице не блистаем и в интригах не участвуем, да и, вообще, особо не высовываемся. Откуда взяться врагам?

Мать по-доброму снисходительно улыбнулась, глядя на меня и попутно подливая из заварника нам чаю, потом покосилась на отца, он в ответ едва заметно кивнул.