Их прощание было незабываемо. Нири вышел из состояния мертвецкого сна и произнес:

— Мерфи, вся жизнь есть число и место.

— Всего лишь скитания в поисках дома, — сказал Мерфи.

— Лицо, — сказал Нири, — или сонм лиц на фоне превеликой треклятой трескучей сумятицы. Я думаю о мисс Дуайер.

Мерфи мог бы думать о некой мисс Кунихан. Нири сжал кулаки и поднес их к своему лицу.

— Завоюй я расположение мисс Дуайер, — сказал он, — даже на один краткий час, это принесло бы мне бесконечную пользу.

Под кожей, как обыкновенно, торчали белые костяшки — посылка. Потом пальцы распрямились, совершенно как и положено, до крайнего предела своих возможностей — отрицание. Теперь Мерфи казалось, что есть два равно законных способа, какими можно было бы завершить этот жест и тем самым произвести отрицание отрицания. Руки можно было прижать к голове изысканным жестом отчаяния или же дать им безжизненно повиснуть по бокам, вдоль брючных швов, ежели принять те за отправную точку. Посудите же, как ему было досадно, когда Нири сжал их еще яростнее, чем прежде, и обрушил на грудную кость.

— Полчаса, — сказал он, — пятнадцать минут.

— А потом? — сказал Мерфи. — Назад в Тенерифе, к обезьянам?

— Можете насмехаться, — сказал Нири, — можете глумиться, но факт остается фактом: все, что не есть мисс Дуайер, — это мусор, по крайней мере в данный момент. Единственная законченная фигура среди бесформенных отбросов и пустоты! Мой тетракит!

Такова была любовь Нири к мисс Дуайер, которая любила некоего капитана авиации Эллимена, который любил некую мисс Фаррен из Рингсакидди, которая любила некоего отца Фитта из Баллинслэншета, который был вынужден со всей прямотой признать, что питает известную склонность к некоей миссис Уэст из Пэсседжа, которая любила Нири.

— Любовь, на которую отвечают взаимностью, — сказал Нири, — есть короткое замыкание.

Брошенный им мяч вызвал сверкающий фейерверк реплик.

— Любовь, поднимающая взор горе, пребывая в муках, — сказал Нири, — томящаяся по кончику ее пальчика, окропленному лаком, чтобы тем охладить свой пыл — насколько я понимаю, Мерфи, — вам неведома.

— Китайская грамота, — сказал Мерфи.

— Или, говоря иначе, — сказал Нири, — единственное блестящее, упорядоченное, аккуратное пятно в неразберихе гетерогенной стимуляции.

— Пятно — как раз то слово, — сказал Мерфи.

— Вот именно, — сказал Нири. — Теперь обратите внимание вот на что. По какой бы причине вы ни были неспособны любить… Но ведь имеется некая мисс Кунихан, не так ли, Мерфи?

Мисс Кунихан действительно имелась.

— Так вот, скажем, вам предложили дать дефиницию, скажем, ваших, Мерфи, отношений с этой мисс Кунихан, — сказал Нири. — Ну, давайте, Мерфи.

— Скорее предсердечные, — сказал Мерфи, — нежели сердечные. Усталые. Графство Корк. Порочные.

— Вот именно, — сказал Нири. — Так вот. По какой бы причине вы ни были неспособны любить, как я, а поверьте, никакого другого способа не существует, по этой же самой причине, какова бы она ни была, ваше сердце таково, каково оно есть. И опять-таки по этой же самой причине…

— Какова бы она ни была, — сказал Мерфи.