— Да, я знаю, — сказал Уайли. — Но просто на всякий случай, если вдруг увидишь, запомни — ничего нового, сообщать не о чем. Ты же знаешь, каковы женщины, когда дело доходит до женщин.

Если Купер не обладал таким знанием, то не потому, что не подвернулось случая, прискорбного случая, самым плачевным результатом которого было, пожалуй, то, что из двух единственных добрых ангелов, к которым он когда-либо был способен неровно дышать одновременно — такое ему выпало счастье, — одна, мисс А, тогда брюнетка, в настоящее время вот уже семнадцатый год отсиживалась в известном заведении его величества, тогда как вторая, мисс Б, также в прошлом брюнетка, еще не согнулась под гнетом наветов и других повреждений. Тем не менее знание это не было, собственно говоря, его знанием, оно не представлялось ему как повседневное предостережение, каким оно было для Уайли, для Нири и, по существу, для большинства мужчин, хотя они приобретают его гораздо дешевле и даже в некоторых случаях a priori. Ибо жестокий удар был как раз того рода, о котором говорилось выше, — с великими стараниями он был почти совершенно позабыт Купером и вряд ли с меньшими в почти совершенной полноте восстановлен Нири. Что первый все еще мог припомнить, потому что это не причиняло ему боли, а последний никогда и не знал, поскольку это его не интересовало, — это одна-две простые нежные сценки с мисс А до того, как он повстречал мисс Б, и вновь то же самое с мисс Б до того, как она повстречала мисс А.

— Я говорю, ты же знаешь, каковы женщины, — сказал с нетерпением Уайли, — или вся твоя жизнь прошла в Корке?

Голова Купера опустилась вперед, а руки, маленькие, белые, окоченевшие, промокшие, без волосяного покрова, но на самом деле довольно проворные, заработали в воздухе, с трудом немного поднявшись сквозь темноту. Он сказал:

— Все будет в порядке.

— Или, может, имеется какая-нибудь красотка, — сказал Уайли, — из-за которой ты ослеп и уже не замечаешь ее пола? Какая-нибудь юная особа? Ну, выкладывай, Купер.

Купер уронил руки, через силу повернул голову так, чтобы можно было посмотреть на Уайли, и сказал почти что тем же своим безразличным голосом:

— Все будет в порядке.

Ночь едва наступила, а Нири, однако, сорвав с себя пижаму и запустив ее на пол, уже вертелся под простыней, спрашивая себя, неужели утро никогда не придет, когда доложили о приходе мисс Кунихан. Увидев, что он не расположен подниматься и не думает рассыпаться перед ней в любезностях, она уселась с desinvolture, которой вовсе не чувствовала, в ногах кровати, как будто это был берег, поросший колокольчиками, где-то за городом. Его ледяные ноги под простыней были скрещены и скрючены на грелке, как когти. Поскольку это льстило его кое-как нахватанным знаниям греческих урн, где Сон изображен со скрещенными ногами, а часто еще и младший брат Сна, который будто бы скрещивал ноги, лишь только чувствовал, что начинает пробуждаться. Кроме того, у него была некая туманная теория относительно конечных точек его тела, тем самым соединенных, что препятствовало истечению его жизненной силы. Но теперь, когда о сне не могло быть и речи, а жаркие масляные ягодицы мисс Кунихан находились так близко, он вытянул ноги и спихнул грелку с кровати со стороны стены. Она беззвучно лопнула на полу, так что на протяжении всей последующей сцены из нее сочится вода, стекая по полу к центру.