Верхний холл представлял собой висячий мост из дерева и стекла, который делил все здание пополам. Я повторил предполагаемый путь Мэри Смит — сначала вверх, а потом вниз в изолированное крыло, где без труда обнаружил кабинет Марти.

Это была единственная комната с закрытой дверью.

Внутри на стенах подозрительно ярко белели несколько квадратов — похоже, недавно тут висели фотографии. Все остальное осталось нетронутым.

Преступник становится смелее, действует рискованнее, но он по-прежнему одержим семейной темой. Его мысли сосредоточены на одной проблеме.

Мое внимание привлекли кожаное кресло с высокой спинкой и стоявший перед ним темный монитор. Здесь было рабочее место жертвы, и именно отсюда Мэри Смит, очевидно, отправила письмо Арнольду Гринеру в «Лос-Анджелес таймс».

Окна комнаты выходили на террасу и бассейн. Набирая текст, Мэри Смит могла видеть труп Марти, плававший перед ней в воде. Что она чувствовала? Отвращение? Ярость? Может, созерцание жертвы доставляло ей огромное удовлетворение?

Что-то замкнуло у меня в мозгу. Разорванные снимки. Недописанное письмо в кафе. Слова профессора Пападакис об отстраненности. Мои мысли сегодня утром. Мэри Смит не нравится то, что она видит на месте преступления, так?

Чем дольше это тянется, тем четче в ее памяти всплывает какой-то яркий и тревожный образ. Нечто такое, что она хотела бы забыть. И это вызывает в ней ответную реакцию. Вывод получался скверным, но, похоже, она все больше теряла над собой контроль.

Точнее — убийца терял над собой контроль.

Глава 46

Вечером я лежал на кровати, перебирая в голове информацию и каждый раз оказываясь в тупике.

Мэри Смит. Ее патология. Психическая неустойчивость. Вероятные мотивы убийств. И точка.

Джамилла. Лучше даже не думать. Никаких реальных перспектив.

Моя семья в Вашингтоне. Вечная забота и боль.

Кристин и маленький Алекс. Господи, это хуже всего!

Я чувствовал, что моя жизнь выходит из-под контроля и идет наперекосяк. Везде приходилось латать дыры. Я часто помогал людям выпутываться из подобных ситуаций, но теперь у меня ничего не получалось: видимо, с другими разбираться легче, чем с самим собой.

Монни Доннелли сдержала слово и уже выдала мне первую порцию сведений о Джеймсе Траскотте. Ничего особенного я не обнаружил. Честолюбивый, настырный, но вполне уважаемый член журналистского сообщества. Никаких связей с убийствами Мэри Смит.

Я взглянул на часы, тихо выругался и быстро набрал домашний номер, надеясь, что успею пообщаться с Дженни и Деймоном раньше, чем они лягут спать.

— Здравствуйте, вы позвонили семье Кросс. С вами говорит Дженни Кросс.

Я не удержался от улыбки.

— Это магазин поцелуев и объятий? Примите, пожалуйста, заказ.

— Привет, папа. Я знала, что ты позвонишь.

— Неужели я так предсказуем? Ладно, не важно. Надеюсь, вы готовитесь ко сну? Попроси Деймона взять другую трубку.

— Я уже здесь, папа. Догадался, что это ты. Ты действительно предсказуем. Но это даже к лучшему.

Я быстро расспросил детей о последних новостях. Деймон попытался выманить у меня разрешение на покупку компакт-диска с пометкой «Только для взрослых». Я был тверд, как скала; к тому же он еще ни слова не сказал о своей таинственной девице. Дженни готовилась к первому посещению научного кружка и интересовалась, могу ли я проверить ее друзей на детекторе лжи.

— Конечно. Только сначала я проверю вас с Деймоном.

Дженни выложила новость, которая заставила меня вздрогнуть:

— К нам снова приходил тот журналист. Нана выгнала его. Заявила, что он позорит свою профессию.

Поговорив с детьми, я переключился на Нану, затем заказал ужин в номер.