Олег захрипел, отчаянно желая откашляться. Что ж похлопаем по неожиданной подставленной спинке.

— Понимаешь, у них через месяц как раз работы будет навалом, а отпраздновать за наше счастье уже сейчас хотят… Мы ведь уместимся все у тебя! В тесноте да не в обиде! Тут как раз хватить места еще для семерых взрослых и трех подростков… Господи я так рада, что наконец-то…!

— Таня! — отдышавшийся мученик рухнул на стул. Из-за кашля, глаза прослезились, и теперь он смахивал их дрожащей рукой.

— Да?

— Мы не должны этого делать…

— Чего этого?

— Дети, твои дети я не могу так… — взялся за сердце, бедолага, видимо шампанское было очень охлажденным. Так и быть пожалеем, погладим по волосикам, пальчиками пробежимся по дернувшимся плечам.

— Тебе плохо?! — голос елейный, встревоженный, как и подобает влюбленной, — Борщика подогреть?

— Нет! — сдавлено прохрипел он, и схватил мои руки, буквально отодрав их от себя.

Стремительно сажусь на пол подле него, хватаюсь за пухлые коленки и с удивлением поднимаю глаза на «любовь всей моей жизни». Другими словами, готова, внимать беззвучно. То, что у меня рубашка расстегнута меня не смущает, зря я, что ли, майку под низ одевала, а ремень на джинсах застегнула так, что пока снимешь, рад не будешь.

— Что, милый…?

— Они должны расти при отце, — прохрипел зажмурившийся Котярик, чтобы не видеть беспредельной нежности в моем взоре. Ставлю себе 5 баллов, не зря тренировалась над взглядом три дня, глядя на кота из «Шрека».

— Они же любят папу? — всхлипнул Олежек.

— Очень… — поддержала я, позволив себе, погладив его колени.

— Именно! — вспыхнул, и руки мои накрыл своими ручищами, не позволяя будоражить гормоны. Молодец, хвалю! — Татьяна, я сделаю все ради них…! И главное я верну им тебя.

— Меня?

— Да. — Мужчина встал и отбросив, помог подняться с пола, — я не имею права отбирать тебя. Я люблю тебя… — этими словами он подавился, — но я не трус и готов бороться со своими чувствами, ради твоего блага. И ты…

Ээээ, я печально потупилась, что вот и конец комедии? А я-то думала, он иначе выкручиваться будет, но нет. Олег делает ставку на добропорядочность и давит на материнские чувства.

— Ты тоже должна. Ради них и их отца ты должна забыть. Будет сложно, но так нужно. Забыть, вернуться домой и уничтожить ту записку!

— Господи, — всплеснула я руками и шагнула к нему, — какой ты великолепный мужчина!

Кажется, я в первый и последний раз видела, чтобы от такого признания мужчину затрясло. Последующий процесс взаимного обмена «любвеобильных фраз» и само расставание прошли без сучка и задоринки, как по маслу. С достоинством позволила ему от себя избавиться, он позволил за себя еще немного подержаться и согласился ночами не мечтать о той, которую не заслуживает. На этом сообщении я чуть ли не сделала виток, что заслуживает и более того может себе позволить, но вселенское облегчение проскользнувшее в глазах мужчины меня остановило. Хватит издеваться над Котяриком, он такого урока не забудет наверняка. Помог спуститься, провел к авто, по-отечески чмокнув мой лоб, посадил в такси и сам оплатил обратную дорогу.

— Прости… любимый! — простая просьба с ярко выраженным сожалением заставила Олега трусливо скрыться в подъезде.