|
Я не могу это слышать, – взмолился я. – Но я должен об этом говорить, потому что только об этом и думаю. – Тогда думай о тех словах, что я сказал призраку в пещере. Жизнь принадлежит живым. То есть тебе. – Но какой ценой, – вздохнул он. – Луи, мы оба отчаянно стремимся жить, – принялся увещевать я. – Мы обращаемся к магии Меррик, чтобы найти утешение. Мы мечтаем о том, чтобы самим взглянуть на мир сквозь маску, – разве не так? Мы хотим увидеть нечто, что придаст цельность всему. – Я не так решительно настроен, как ты, Дэвид, – признался Луи. Лицо его потемнело от беспокойства, в уголках глаз и рта проступили морщины, невидимые, когда он был спокоен. – Я сам не знаю, чего хочу. Но я хочу видеть призраков так, как видите их вы с Меррик. Хочу слышать звуки клавесина, которые слышат в этом доме другие. Хочу разговаривать с призраком, равным по силе Медовой Капле на Солнце. Это для меня очень важно. – Луи, что может возродить в тебе желание жить? – спросил я. – Что может заставить тебя понять, что мы избранные свидетели того, что предлагает мир? Он рассмеялся – коротко и негромко, но в то же время высокомерно. – Чистая совесть, Дэвид, – ответил он. – Что же еще? – Тогда возьми мою кровь, – предложил я. – Возьми кровь Лестата, которую он не раз тебе предлагал. Возьми кровь, от которой ты до сих пор отказывался, и обрети силы, которые уберут смерть с твоего пути и позволят жить, только изредка насыщаясь несколькими глотками. Меня самого слегка удивила горячность, с какой я предлагал Луи принять могущественную кровь, потому что до этого разговора, до нынешней длинной ночи воспоминаний я считал его решение отказаться от всесильной крови очень мудрым. Как я уже упоминал в своем повествовании, Луи был настолько слаб, что солнце могло с легкостью его уничтожить, и это обстоятельство служило ему огромным утешением, которое ни я, ни Лестат не могли с ним разделить. Луи внимательно и заинтересованно вглядывался в меня, и в его глазах я не прочел ни малейшего осуждения. Поднявшись, я медленно прошелся по комнате, еще раз посмотрел на прекрасное полотно Моне и, вспомнив всю свою жизнь, вновь осознал, что намерен ее продолжать. – Нет, я не могу умереть по собственной воле, – пробормотал я, – даже если для этого только и нужно, что выйти на солнечный свет. Я не осмелюсь это сделать, ибо хочу знать, что будет дальше! Хочу знать, очнется ли Лестат от своего сна и когда именно. Хочу знать, что будет с Меррик! Хочу знать судьбу Армана. Мне суждено жить вечно? Прекрасно! Я не могу притвориться тем смертным, который когда-то отказал Лестату. Я не могу вернуться в прошлое и стать прежним, лишенным воображения существом. Я обернулся, и мне показалось, будто комната яростно кружится вокруг меня, все ее краски слились в одно сплошное цветное пятно, будто дух Моне пропитал каждый предмет и даже воздух. Все вещи в гостиной показались мне случайными и символическими. А за окном, в Саду Зла, стояла дикая ночь, освещаемая редкими безответными звездами. Что касается Луи, то он полностью попал под воздействие чар ночи, что, как правило, отнюдь не свойственно мужчинам вне зависимости от того, в какую плотскую оболочку заключена их душа. – Все вы очень сильны, – тихо и печально произнес он. – Чрезвычайно сильны. – Но мы все равно дадим эту клятву, дружище, относительно Меррик, – пообещал я. – Наступит день, когда Меррик захочет обладать этой магией и упрекнет нас в эгоизме, в том, что мы требуем от нее чуда и в то же время отказываемся поделиться тем чудом, которым владеем. Казалось, Луи готов разрыдаться. – Не стоит ее недооценивать, Дэвид, – взволнованно сказал он. – Возможно, она по-своему такая же несгибаемая, каким был ты. |
