Как всегда.

Я спрятал тетрадь в коробку, убрал всё под кровать и стал пробовать уснуть. Сон — хорошая штука, всякие дурные мысли перебивает…

Главное — всё-таки уснуть. И я уснуть пробовал. Наверное, два часа мучился. И только-только стало получаться, только запели в моей голове скоростные поезда, как на улице засвистели.

Вырвиглаз. Он всегда так с утра. Свистит, свиристель безмозглый.

Я выглянул в окно.

— Хватит спать. — Вырвиглаз покачивался на заборе. — Пора идти редиску сеять.

— Сейчас.

Я быстренько почистил зубы, сунул башку в бочку с дождевой водой. Задержал дыхание на полторы минуты, отряхнулся и вышел к Вырвиглазу. Вырвиглаз сказал мне какую-то обычную утреннюю гадость. Что-то вроде:

— Выглядишь как насосная фабрика.

Вырвиглаз — это человек, который ходит в цирк затем, чтобы пускать акробатам в глаза зайчики из лазерной указки в надежде, что кто-нибудь сорвётся и свалится на арену. А если ещё ногу сломает, так и вообще хорошо. Если бы у нас был цирк, он так бы и делал, никакого сомнения.

Он сказал мне, что я выгляжу как насосная фабрика, и мы отправились в школу.

До вокзала добрались минут за десять, оттуда уже совсем недалеко, но на рельсах стоял рудовоз. Я выступал за то, что надо всё-таки по пешеходному мосту, но Вырвиглазу было лень, и он полез под вагоны. Ну и я за ним полез под вагоны. Дежурный по вокзалу принялся ругаться через громкоговорители на столбах. Мы, конечно, побежали, и я стукнулся лбом о какую-то круглую железную штуку.

Когда перебрались на другую сторону, Вырвиглаз принялся смеяться над моей шишкой, а я его пнул в коленку. Он не обиделся и сразу же стал рассказывать про свой очередной успех на сердечном фронте.

— Вчера пошёл одну жабу провожать, в «Искорке» познакомились… — Вырвиглаз массировал ногу. — Ничего выдра, ну, так мне сначала показалось. Купил ей мороженое, думаю, ну, как полагается всё, всё по-человечески. Как говорили древние, не нарушая куртуазности поведения…

Это он не сам придумал, это он откуда-то.

— Да… — Вырвиглаз счастливо рыгнул и продолжил: — Провожаю, значит, провожаю, до самого дома допровожал, как пёс-поводырь. А она лыбится, как смерть. Говорю, давай, что ли, зубами постукаемся? А она хихикает, типа дурочку ломает. Я её цап — и давай к рябине прижимать, а она толкается! Такая мощная девка, крупняк, я аж отлетел, чуть столб не повалил. Ну и говорю ей, послушай, подруга, ты вообще тело не по размеру носишь, а она мне в рожу плюнула, прикинь, какая жаба?

Как оказалось, это была история про неуспех. Но оптимистический неуспех, жизнерадостный такой.

— Ну да фиг с ней, с коровой. Сегодня пойду в «Пружину», две других найду. Пойдём со мной?

Со стороны военного городка послышалась девятичасовая сирена, тоскливое начало дня, и мы, чтобы не опоздать уже совсем, побежали. Я Вырвиглаза, конечно, обогнал, бегает он плохо и вообще неловкий. Зато резкий. Вернее, раздёрганный. Я уже писал-придумывал, а сейчас вот поясню наглядно, как это выглядит. Он говорит:

— У этого чела была сеструха на два года старше, и он её ненавидел с детства, прямо со школьной скамьи. Сеструха на кондитерскую фабрику устроилась и растолстела, как бомба, а потом родила мальчишку и в детский дом его сразу сдала. А этот чел не мог переносить, что его племянник в детском доме, школу бросил, устроился на железку, а мальчишку к себе забрал. А сеструха его заболела диабетом…

И тут же, без всякого перерыва и паузы:

— Слыхал, наша физручка бронзовую медаль получила! На соревнованиях по пауэрлифтингу в самой области.