– - Да тебе будет скучно там одному! На лодке нельзя кататься и рвать таких цветов.

И Аня нагнулась сорвать одну из лилий; но корень был крепок, и она только возмутила поверхность воды. Петруша, бросив весло, сорвал ей его.

– - Еще и эту, и эту! -- говорила Аня Петруше, который наклонял лодку во все стороны, собирая цветы, разбросанные по реке, и говорил:

– - Чего мне будет жаль, так тебя, Аня: она тебя замучит попреками.

– - Уж, право, не знаю, что я ей сделала! она меня ужасно не любит,-- с грустью сказала Аня.

– - Ты пиши ко мне, если уж она очень…

– - Что же ты сделаешь?

– - Я…

Петруша призадумался и потом отвечал:

– - Я скажу ей, что не буду ее любить.

– - Ах! не говори ты ей этого! -- воскликнула Аня в испуге и тихо заплакала.

– - О чем же ты плачешь, Аня? -- недовольным голосом спросил Петруша, и, отнимая ее руки от глаз, он вкладывал в них цветок.

– - Страшно! -- всхлипывая, отвечала девушка.

– - С чего тебе страшно? -- глядя вокруг, спросил Петруша.

– - Я останусь одна: она меня с дедушкой будет бранить всякий день.

– - Ну так я останусь, не плачь! Посмотри, какой чудесный цветок.

Так утешал Петруша свою спутницу.

Аня взглянула на цветок, понюхала его и немного запачкала себе нос. Петруша залился смехом и, сорвав себе лилию, напачкал тоже свой нос.

Они гримасничали в лодке, смеялись; вдруг Аня призадумалась и сказала:

– - Знаешь что, Петруша: сорвем по цветку, высушим их, и когда ты приедешь побывать, я спрошу свой, а ты у меня свой. И если кто потеряет его, тот должен целый год исполнять всё, что ни приказывают.

– - Хорошо; спасибо! -- отвечал Петруша, взяв поданный ему цветок, и прибавил:--Я его в историю положу.

Болтая, они не заметили, что стемнело. Аня первая пугливо сказала:

– - Однако, Петруша, вернемся назад; пока еще доедем, а может, нас хватятся.

Но как ни спешил Петруша, когда лодка причалила к месту, где они сели, уже совсем смерклось. Аня с Петрушей бегом пустились к дому, и лишь только завидели его, как оба в один голос пугливо заметили:

– - Огонь в гостиной!

– - Не приехал ли он? -- сказал Петруша.

И, подойдя ближе к дому, стал на скамейку. Аня последовала его примеру. Приподнявшись на цыпочки, она заглянула в окна и потом, быстро присев, дрожащим голосом сказала:

– - Ах, уж и стол накрыт!

Петруша, стоя на скамейке и придерживаясь за плечи Ани, говорил:

– - Он ходит по комнате: значит, сердит! -- И, соскочив со скамейки, он продолжал:-- Смотри, Аня, скажи, что сидела у себя в комнате.

– - Хорошо; ну, иди же; я приду потом,-- отвечала Аня.

И они разошлись.

В зале был уже накрыт стол для ужина. Старичок сидел в своих креслах и, прильнув к стеклу, высматривал в темноте сада свою внучку и Петрушу, которых искали по всему дому и ждали ужинать. Федор Андреич, рассерженный поздним отсутствием Петруши и Ани, расхаживал в зале и ворчал на свою сестру, зачем она не смотрит за ними и позволяет девушке в такой поздний час отлучаться из дому. Настасья Андреевна своими словами, казалось, еще сильнее раздражала гнев брата. Фигура его, и без того серьезная, сделалась мрачною. Он был небольшого роста, но необыкновенно широк в плечах, с плотными руками и ногами. Его лицо далеко не принадлежало к числу приятных; густые с проседью волосы, торчавшие вверх, придавали его строгим чертам что-то мрачное; а густые брови, почти сросшиеся вместе, увеличивали суровость выражения его черных блестящих глаз и большого носа. Он носил небольшие усы с проседью, которые скрывали его толстые губы.