Изменить размер шрифта - +
Но если я просто ничего есть не стану, могу и спалиться… Опять притворятся, что в туалет пошел? Видимо, придется.

— …марагаз ррал…

Я вздрогнул, услышав это слово. Не «ррал», которым тот же Сарт начинал большинство предложений, этим он очень Чирика напоминал, а «марагаз». Пока мы вместе работали, я подумал, что язык более-менее освоил, но когда речь зашла о чем — то небытовом, все превратилось в тарабарщину. Но я все равно пытался разобраться.

Кажется, местные спорили о том, из — за чего все произошло. Откуда взялись мертвецы. Хмурый мужик с замотанным тряпками предплечьем уверял, что всему виной марагаз. С ним спорил дедуля, который следил за костром. И дедуля говорил, что виноват не марагаз, а… марагаз. Я сначала не мог сообразить, в чем прикол, пока до меня не дошло, что речь о каком-то конкретном марагазе, который когда-то у них здесь уже хулиганил. И назывался этот марагаз… Мертвец Кирра.

Я чуть — чуть интересовался статистикой и знал, что совпадения вероятностью один к тысячи и один к десяти тысячам — рядовая вещь, их можно каждый день встречать десятками. Все зависит от того, как у тебя настроены фильтры. Начнешь мечтать о красном Лексусе, и увидишь, что их по городу ездит целая куча, хотя в реальности их может быть всего две-три штуки, а ты видел один и тот же, и всего лишь дважды. Чего мозгу хватило, чтобы считать, что город наводнен красными Лексусами. Какова вероятность, что чувака из местной легенды могли звать как меня? Наверное, небольшая. А если взять все местные легенды и добавить нестрогое соответствие? Потому что Кирилл и Кирра — это разные слова! Уже больше шансов, не так ли?

И я, кстати, все это понимал. Но на одно короткое мгновение все равно почувствовал себя Избранным. Потом вспомнил, что речь о товарище, который насылает полчища мертвецов на мирные поселения, и меня сразу попустило. Даром ненужно такую избранность. К тому же, этот чувак, насколько я понял из разговора, жил очень давно и уже умер. Потому я не мог быть им. Это, как бы, очевидно.

Когда начали разливать похлебку, я было совсем опечалился, но неожиданно Углеводный Бог сжалился надо мной. Кроме кружки с мясной похлебкой, я получил еще и кружку с кашей. Не меньше чем на пол-литра. В принципе, меня это не особо смутило. Ну да, едят из кружек кашу, но когда не за столом, так удобнее даже. У Чирика с другими искателями даже этого не было: только пара котелков, да ложки. И последних, кстати, не дали. Я уж думал один из швейцарских ножей достать, но потом начали раздавать хлеб, и я совсем успокоился. По — походному, значит. Кашу кусочком хлеба цеплять.

Попробовал. Сама крупа такая, будто ее не смолотили, а вместе с колосками покромсали, но между зубами не застревает. Напоминает… овсянку. Пожалуй, если выбирать, я бы эту взял. Вкусно.

— …это она?

— Неужели, сама магия? Из Сайнесса?

Не зря говорят, что погружение в языковую среду — лучший способ изучения языка. Тот же английский я знал достаточно хорошо, мог читать книги в оригинале, но смотреть фильмы без перевода уже не мог. Спустя час я стал выхватывать из разговора уже не отдельные слова, а целые фразы.

— Да, это она.

Это отвечал один из солдат.

— Поразительно! — дедуля быстро дважды моргнул. Не просто веками, а всеми глазами. Как — то местные это делали. Насколько я понял, обычно это означало «Да». Но иногда что — то вроде: «Да, согласен!» или «Да, круто!». — Сама магия!

— Могла бы и пораньше… — проворчал мужчина с повязкой на руке.

— Ты бы думал, что говоришь, Гохор! — сморщив веки, глянула на него женщина, которая занималась похлебкой. Ее звали Сумилой. — Не слушайте его… ему волосы внутрь головы давят…

— Что?

— Я же говорю, уже до ушей достали!

Ответ Гохора потонул в взрыве хохота.

Быстрый переход