- Нет. Но это не поздно и сейчас. Сергей... - Таня берет меня за руку. - Званцев в тюрьме. Почти год. Твой отчим - замнач управления. Ты обязан поговорить с ним.

И меня прошибает холодный пот. Вот оно... Мои недавние страхи оказались не напрасными. Вещими.

- О чем? - Голос сел, слова бессмысленны.

Она смотрит удивленно:

- Не валяй дурака. Пусть поможет освободить Званцева.

Однако... Но как трудно, невозможно даже поверить в то, что они все настолько глупы и примитивны... Как жаль. Конец еще одной иллюзии...

- Господа, я - ваш единомышленник и не один раз доказал это. Вы знаете: я убил человека, чтобы спасти Таню, Серафиму Петровну... Остальных. Я полагаю, вы верите мне...

- И что? - Карсавин явно раздражен. - Это разные вещи.

- Как хотите. Капитан госбезопасности Полюгаев - человек чести и присяги, верьте на слово! Он... - Голос снова сел, я хриплю.

- Там нет и не может быть людей чести! - Татьяна похожа на бродячую рассерженную кошку. Куда что девалось...

- Девочка права... - цедит Карсавин. - А вам, молодой человек, следует исполнять приказы.

- Я не в армии.

- Вы в РОВсоюзе!

- Его нет, вы это знаете не хуже меня. Я не стану подставлять порядочного человека. Следует искать другой способ.

Они говорят, перебивая друг друга. Брызжет слюна. Как переменилось все. Как вдруг все переменилось... Неужели они такие же, как и те, кто гонит их в лагеря, сажает в тюрьмы, ставит к стенке...

- Нет другого способа. Способ один: убедить или заставить Полюгаева освободить Званцева. Любой ценой, - изрекает Валентин.

- В том числе и ценой твоей жизни, - говорит Карсавин. - Пойми и не ерепенься... Выхода у тебя нет.

- Выход всегда есть... Черт с вами. Поговорю. Только как мне известить вас? Хитрость - оружие пролетариата.

- Просто. При разговоре будет присутствовать Таня. Если что не так она выстрелит. Полюгаев погибнет геройски. А тебе останется выбрать: получить вторую пулю или продать нас. Мы заранее предоставляем тебе такую возможность... - Карсавин улыбается. Лучше бы он не делал этого. Валентин протягивает Тане маленький браунинг...

Они предусмотрели все. Но как странно: и те, и эти, оказывается, рассчитывают только на страх? Неужели это правда?

Таня отводит руку с пистолетом. Слава Богу, еще не все потеряно. И для нее. И для меня. Валентин улыбается безнадежно:

- Мне будет жаль, если... Впрочем, это твое дело, девочка... Ладно. Не в силе Бог, а в правде. Идите...

Весь обратный путь мы молчим. Я не могу простить Тане походя брошенное "не валяй дурака". Так говорят только тому, кто совсем безразличен. Совсем. Мне хочется заплакать от обиды и унижения. Хотя...

Что это значит: "не могу простить"? Я, кажется, попался. Потому что не может простить только тот, кто не любит. Я всегда говорил себе: люблю. Люблю эту маленькую девочку с синими глазами. Не потому, что она напоминает, похожа на ту, ушедшую навсегда. А потому, что... Нет. Просто. Без всяких "потому". Любовь истинная не нуждается в обоснованиях. Она любовь...

Свердловск. Идем пешком. Мимо дома Ипатьева. Вот, бездна открыта. До конца. И разве не должна гибель безвинных соединить нас? Разве это не так?

Таня останавливается.

- Возвращайся домой. Скажи отчиму, что любимую женщину удерживают любой ценой, даже ценой собственной жизни. Пусть едет в Ленинград. Пусть упадет на колени перед Ниной Степановной. Пусть молит о прощении. Милый, милый Сережа... Вам не жить друг без друга. Остальное - мелочь, чепуха. А теперь прощай.

- Но... - Я пытаюсь что-то сказать, беру ее за руку, - почему ты говоришь о них? О них, а не о нас?

- Потому что у них есть будущее, а у меня - нет.

Ценой собственной жизни... Она права.

- Таня! - бросаюсь к ней, - Таня, не уходи, я люблю тебя!

- И я тебя люблю.