– Отчего же? Неси культуру в массы.

– Чтобы меня возненавидели, да? Разве я виновата, что лучше? Вообще, должна заметить,– печально вздохнула женщина,– не встречала еще никого умнее себя.

И едва утерпела, чтобы не расплыться в довольной улыбке.

– Бедняжка,– не удержался Вадим.– Зачем тебе это?

– Что?

– Быть умной. Такая симпатичная женщина…

– Конечно, дурочек вы любите больше!

– С другой стороны, что такое ум? – вопросил он.– Наверно, это способность достигать правильно поставленной цели.

– А сам ты многого достиг? – вспылила она.– Как был задрипанным специшкой, так и остался!

– Зато живу как нравится. И не кричу на всех углах, какой я умный.

– Да ну тебя! – окончательно разобиделась Лариса и очередной раз его бросила – на растерзание воспрявшей совести. Собственно, что он хотел доказать несчастной глупышке? Пусть утешается как умеет. Не можешь помочь – лучше отойди. Кажется, животные его рефлексы снова опередили сознание. Ибо сказано: “не согрешишь – не покаешься”.

Следующим оказался Георгий, Гога,– массивный, словно бульдозер, и столь же основательный. “Матерый человечище” кавказских кровей, впрочем, давно обрусевший. Как и Тим, он не считался генератором идей, даже не претендовал, зато владел панорамным, системным мышлением и мог оперировать громадным количеством данных, раскладывая любую проблему на составные, взвешивая и соотнося сии части, выстраивая наново. По аналогии с компами Вадим нарек это оперативной памятью. Однако и с обычной памятью у Гоги проблем не возникало: был он, что называется, энциклопедист и по складу ума больше годился в ученые, чем в технари. Только кого это сейчас волновало, кроме самого Гоги да еще, может, Вадима?

– Смотри‑ка, Вадичек.– Протиснувшись в проход, Гога без долгих вступлений уронил на стол Вадима тетрадный листок, на коем была начертана схема сложного прибора с десятками разнокалиберных блоков и множеством вычурных связей.– Нравится?

– Привет,– сказал Вадим оторопело.– Чего это?

– Здрав и ты будь, мил человек,– спохватись, откликнулся Гога,– коли не шутишь… А это есть устройство нашей Крепости, насколько я его представляю. Итог долгих наблюдений и мучительных раздумий.

– И бессонных ночей? – рассеянно добавил Вадим, вглядываясь в схему.

– Ну,– подтвердил крепыш, с нескрываемой гордостью разглаживая листок тяжелыми дланями.– Ты посмотри, дорогой, какая четкая пирамида выстраивается: уровень под уровнем – прямо картинка! А как тебе эта дублирующая пирамида – из преподобных под‑Управителей. Стоит засбоить основной линейке, как в дело вступает резервная. А мы думали, “отцы” только за нравственностью следят!..

– А как же Совет Глав?

– Декорация, дань традиции! Много ли проку было от прежних Советов?

– Проку немного, зато шуму сколько! От выборов не продохнуть, агитаторы так и вились – бедные, что они теперь‑то поделывают?

– Думаю, не бедствуют. Как говорят на Кавказе: был бы язык пошершавей, а уж задница для лизанья всегда сыщется!

– Врешь ты,– с ухмылкой сказал Вадим.– Не говорят такого на Кавказе. Тоже, кавказец выискался!

– Ну и вру – подумаешь,– легко согласился Гога.– Разве это что меняет? Народ, как известно, мудр, а я – его часть, из самых мудрых.

– “Вышли мы все из народа”,– подтвердил Вадим,– но разбрелись почему‑то в разные стороны. “Дети семьи трудовой”, чтоб нам!..

– Видишь? – показал Гога.