Где-то в глубине потоков струившейся в ней крови клокотала безумная ярость к этим существам за все то, что они сотворили с Дэвидом, хотя поначалу Эми даже не осознавала ее присутствия, ибо эта ярость уже успела стать частью ее самой. К ней примешивался прежний жуткий страх, хотя главным оставался все тот же мучительный, колотившийся в сознании, как в клетке, вопрос.

Теперь же ее разум окончательно очистился. Но тело хранило память всего того, через что пришлось пройти. Оно видело, слышало и чувствовало абсолютно все. Сверчки, сосны, крохотные колючки звезд…

Эми даже обрадовалась этому нежданному просветлению и скользившему по ногам неугомонно-прохладному ветерку. Благодаря ему ноги обретали былую чувствительность и наливались силой.

Сулило ли все это ей хоть какую-то надежду на спасение или нет, ее сейчас даже не особо и волновало, ибо место некогда активного сознания теперь заняло все чувствующее и все воспринимающее тело.

Ее тело – и все тот же вопрос.

* * *

– Мама, сюда… кажется. Ну конечно сюда!

Люк понимал, что его голос звучит не вполне уверенно.

Но ничего не мог с этим поделать. Вечером, пусть даже и таким лунным, как сейчас, все казалось совсем не таким, как днем. И потом, они ведь убегали, скрывались от врагов. Люк был явно напуган, и именно этот страх стал причиной его неуверенности и смущения, что, в свою очередь, бесило мальчика настолько сильно, что в любую секунду он был готов разрыдаться.

Между тем мать ни словом, ни жестом не выразила ему своего недовольства, раздражения или чего-то подобного и лишь продолжала терпеливо следовать за ним.

– Все в порядке, Люк, – тихо проговорила она. – Иди дальше, и мы обязательно найдем то место.

Люк уже начинал сомневаться в том, что настил на дереве действительно был самым подходящим местом. Зато Клэр, похоже, верила в его крепость – и уже одно это хоть как-то ободряло парня. К страхам начала примешиваться толика радостного возбуждения. Он и самому себе казался настоящим мужчиной – ему доверили выполнение серьезного дела. Серьезного – и уж точно конкретного.

Вскоре они миновали заросли кустарника. На этот раз Люку повезло, он почти не поцарапал ноги о шипы. Мать шикнула на него лишь однажды, когда он наткнулся на колючку и вскрикнул. Шум грозил бедой – они не знали, как далеко преследователи от них сейчас. Голос ее звучал странно, но какая-то серьезность дошла до Люка, и если бы он даже не знал, что мать идет босиком и в тонком платье – на нем самом была только пижама, – то не издал бы после этого ни звука, даже и наступив на дюжину колючек разом.

А временами так хотелось вскрикнуть – уж очень острые они были.

Вскоре под их ногами остались лишь мох и толстый ковер сосновых иголок. Они приближались к холму – на его вершине Люк стоял в тот день, когда завидел укрепленный на дереве настил. Теперь у него уже почти не оставалось сомнений в том, что он не сбился со следа и нужное ему дерево окажется на вершине следующего холма. И все же он стоял, крутил головой то в одну сторону, то в другую, задирал ее вверх, но так и не находил то самое дерево. Темного настила нигде не было; он не видел его, зато продолжал слышать шаги взбирающихся следом за ними по холму мерзких чудовищ.

– Ну что, здесь? – прошептала Клэр. – Где?

Мелисса издала булькающий звук. А вдруг они услышали ее? И не получилось ли так, что он миновал три холма вместо двух? А вдруг он вообще все перепутал? Люку снова захотелось плакать.

– Где-то… – В голосе мальчика задрожали близкие слезы. Нет!

А что, если они взошли на холм не с той стороны?

На том холме, разве что чуть ниже, имелась небольшая прогалина… по левую руку, сразу за зарослями высокой травы, идущими от самого дома, после карликовых деревьев.