– Перестань, – попросила она. – Это не смешно.

– А с чего должно быть смешно? Я тут, вообще-то, потрахаться пытаюсь. – Он встал из-под одеяла и начал расстегивать ее ночную рубашку. Как обычно, его пальцы двигались жутко неуклюже.

– Нет, подожди, – осадила его она. – Да погоди же! Я хочу, чтобы ты сделал для меня только одну вещь. Одну-единственную!

– Гос-с-споди. И какую же?

– Всего одну, прежде чем ляжем.

– Я уже лежу на тебе, если не заметила.

– Я в курсе. Я не об этом.

– А о чем тогда?

– До того как мы приступим, не мог бы ты сперва подложить в огонь немножко дров? Иначе я здесь околею. Прошу! – Она состроила ему жалобные глазки. Обычно это помогало – сработало и сейчас.

– Ладно-ладно. Устроим. Где тут вся эта фигня для растопки хранится?

– Кажется, прямо перед печкой. – Потом она как можно более застенчиво добавила: – Спасибо, Дэн.

– «Спасибо, Дэн», – передразнил он. – Какая же ты фальшивка, ты бы знала.

Она шлепнула его по заднице. Не утруждая себя процедурой надевания халата, Дэн подошел к двери и выглянул в темную кухню. Дверь Ника была закрыта, а в самой гостиной свет погас. Кажется, никого. В струившемся из спальни слабом свечении Дэн на цыпочках подошел к печке и отворил дверцу. Внутри почти все прогорело – золы накопилась гора, а из всех поленьев уцелело одно-единственное жалкое бревнышко. Мардж была права: к утру они основательно продрогнут с таким запасом.

Он протянул руку, поднял с пола кедровое полено и просунул его в топку. В доме не было слышно ни звука. Даже жутковато как-то. Дэн решил подбросить в огонь еще полено и раздраженно поморщился, когда нечаянно зацепил его краем у