Оделл кивает.
— Ками рассказал нам, что он и его младшие братья встревожились. Нема не хотел ни идти дальше, ни оставаться рядом с мертвыми лошадьми, и поэтому Дасно повел его назад, к базовому лагерю, а Ками продолжил подъем по леднику ко второму лагерю. Он говорит, что должен был найти талисман. И еще он удивлялся и немного беспокоился за Бромли, который был добр к нему, когда приходил к нам в лагерь во время перехода.
— А он больше не видел Бромли? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает Оделл. — Ками нашел свой талисман — между камнями сангха, которую они построили во втором лагере, именно там, где и предполагал.
— Что такое сангха? — интересуется Жан-Клод.
Ему отвечает Дикон:
— Каменные стены, которые мы вместе с носильщиками строим в первом лагере и выше. Они окружают наши палатки и не дают вещам улететь, если поднимается ветер. Носильщики часто спят внутри сангха, на подстилке, под брезентовой крышей, держащейся на шесте. — Дикон поворачивается к Оделлу. — Что видел Ками?
Оделл трет щеку.
— Ками признался нам, что нужно было повернуть назад и догонять кузенов, как только он нашел талисман, но любопытство взяло верх, и он стал подниматься к третьему лагерю.
— Наверное, это было опасно — принесенный муссоном снег скрыл трещины, — говорит Жан-Клод.
— Странное дело, — замечает полковник Нортон. — Мы думали, муссон развернется во всю силу в первую неделю июня… и действительно, несколько дней перед последней попыткой Мэллори и Ирвина было несколько сильных снегопадов. Но шестнадцатого июня, когда мы двинулись в обратный путь, муссон еще не пришел на Ронгбук — а по словам вернувшегося Ками, и двадцатого июня тоже. Немного снега, очень сильный ветер, но это не настоящий муссон. Он разыгрался только после нашего возвращения в Дарджилинг. Очень странно.
— Ками сказал, что когда он был во втором лагере, задолго до того, как преодолел последние четыре мили по леднику через поле высоких кальгаспор, он слышал нечто вроде грома, и этот звук доносился с верхней части горы, над Северным седлом, — говорит Оделл.
— Грома? — переспрашивает Дикон.
— Ками показалось это очень странным, — продолжает Оделл, — потому что день был ясным — яркое голубое небо, хорошо различимая снежная шапка на вершине Эвереста. Но, по его словам, звук был похож на гром.
— Лавина? — предполагает Же-Ка.
— А может, эхо от пистолетного или ружейного выстрела? — прибавил Дикон.
Нортон, похоже, удивился этому предположению, но Оделл кивает.
— Ками провел ночь на леднике, а в утреннем свете увидел новые палатки на месте нашего третьего лагеря и другие палатки на уступе Северного седла, где мы разбивали четвертый лагерь. Он также сказал, что видел три фигуры высоко на склоне горы, над тем местом, где Северо-Восточный гребень соединяется с Северным гребнем. По его словам, далеко на западе, между первой ступенью и второй ступенью… где находится валун. Этот валун формой похож на гриб. Три крошечные фигурки остановились у того камня, а потом вдруг осталась только одна фигурка. Через несколько часов он наблюдал, как люди спускались по отвесной ледяной стене Северного седла, используя веревочную лестницу, которую сплел Сэнди Ирвин. По его мнению, их было четверо или пятеро.
— Даже шерпа с его острым зрением не способен без полевого бинокля различить фигурки людей на таком расстоянии, — задумчиво произносит Дикон.
— Да, конечно, — с улыбкой говорит полковник Нортон. — Ками признался, что «позаимствовал» добрый цейссовский бинокль в одной из пустых немецких палаток третьего лагеря. |