И тут вперед вылез Данила. После роскошного обеда у него всегда усиливается мыслительный процесс. На неожиданное для нас заявление, от ответил еще более неожиданным. Он пристально посмотрел на управляющего и сытым голосом уставшего от праведных трудов человека и изрек:

– А ведь он в первую очередь тебя уважаемый Банкчок подозревает в хищении, ты ведь тоже терся в тот вечер около тележки, в первый же день твоего приезда случилась кража, деньги какие то – сто тысяч долларов ты менял в обменнике.

– Что, – заревел как подраненный вепрь управляющий, – а ну вон из моего кабинета. Проводить нас вышел Сысой. Проводил он нас к себе в кабинет. Как только Сысой вышел я тут же нажал на первую кнопку на дисташке. На экране монитора высветился кабинет управляющего. Багровый он сидел в своем кресле. При виде входящего обратно начальника охраны он накинулся на него.

– Я разве не говорил, закрыть это дело, ребят выгнать с территории, и больше не пускать, недостачу, если не найдем виновного, как-нибудь спишем. Понял?

– Понял. – сказал Сысой, – так я могу рассчитывать на ваше участие в моем проекте супер бани или мне посоветуете брать кредит?

Досмотреть на этот раз интересный разговор не удалось, в кабинет к нам, вошел заместитель Сысоя и предложил нам по тихому покинуть банк. Мы с Данилой не стали два раза себя упрашивать. На первом этаже, мы встретились с Виолеттой. Увидев нас, она посочувствовала нам.

– Что творит Ирод.

Мы с Данилой извинились перед нею, сказав, что нашли того, кто украл мешок с деньгами.

– Это Сысой.

– Я так и думала, – удовлетворенно сказала в ответ Виолетта, – теперь он не отвертится от меня. Я с него живого шкуру спущу.

Еще через минуту мы были на улице, на ярком солнце и все эта история, казалось произошла не с нами.

– Ничего, – утешал я Данилу, истина не бывает абсолютной, – если смотреть с нашей точки зрения, вор Сысой. Если смотреть с точки зрения Виолетты и кассирш – вор снова Сысой. Если смотреть с точки зрения управляющего – вор неизвестно кто, а Сысой дурак.

Не успел я в утешение себе до конца развить мысль, что вор и мошенник Сысой, как к нам пристала цыганка. И откуда она только появилась.

– Постой, золотой. Позолоти ручку, погадаю. Я скажу тебе, что было, что будет, чем душа успокоится.

– Иди отсюда, – отмахнулся от нее Данила.

– Соколик ясноглазый, – цыганка теперь уже схватила за руку Данилу, явно над ним издеваясь.

Какой там ясноглазый, Даниле нужно было бы вставлять в глаза спички, чтобы он ясно видел. После пчелиного роя и сытного обеда глаза совсем заплыли, оставив как в бронемашине узкую прорезь. Китаец натуральный. А цыганка не отставала:

– Хочешь, ясноглазый я тебе скажу, в чем твоя печаль, кто тебя обидел, где деньги лежат.

На минуту мы с Данилой остановились. А цыганка нам предложила:

– Загадайте оба, одну и туже цифру и я, ее отгадаю.

Мы внимательно посмотрели с Данилой друг на друга и кивнули головами.

– Отгадывай.

– Тринадцать, – сказала цыганка. У меня мороз прошел по коже. Нострадамус местного разлива объявился.

– Ты и судьбу можешь предсказать? – спросил я цыганку.

– Конечно. Хочешь, я скажу в кого ты влюблен?

Я покосился на Данилу. Ненароком, всякое бывает, вдруг цыганка сдуру отгадает ее имя. Я отрицательно покачал головой.

– Скажи лучше, в кого он влюблен? – и я показал на Данилу. У того от моего предложения вдруг пошире открылись глаза и зачесалась спина.