|
В вышеупомянутый день 31 октября Гай Кассий Херея, вместе с половиной своей когорты несший службу по охране Палатинского дворца, занимал пост у входа в императорский таблий. Войдя в таблий, Луций лицом к лицу столкнулся с отцом и, смущенный непредвиденной встречей, почтительно сказал: – Сальве, отец! Кассий Херея не ответил. Пристально взглянув на сына, он не смог удержать жеста, в котором выразились его презрение и отчужденность. Тогда юноша приблизился к нему и негромко спросил: – Ты опять сердишься?… Послушай, не суди меня слишком строго!.. Разве ты не видишь, что в наше время фортуна улыбается лишь тем, кто умеет приспосабливаться, а не тем, кто идет против течения! – Не для фортуны я растил тебя, а для добродетели; не похвалы порочных людей желал тебе, а одобрения твоей совести. Лицо трибуна, произносившего эти горькие, укоризненные слова, было бесстрастно, а голос то и дело срывался на фальцет: обладая врожденным дефектом речи, Гай Кассий Херея нередко подавал повод для насмешек Калигулы. – Ты не отказываешься от своих упреков даже теперь, когда я заслужил благосклонность и уважение самого императора? – Заслужил благосклонность. Не посредничеством ли в грязных интригах ты заслужил расположение прицепса? – презрительно скривив губы, тихо пробормотал трибун и удрученно добавил: – Не подходи ко мне… не здоровайся… не обращайся ко мне, недостойный сын, позор моей честной жизни и несчастной старости. Он повернулся и пошел прочь. Луций, отчасти пристыженный, отчасти раздосадованный неудавшимся разговором, некоторое время постоял в нерешительности, затем беспечно пожал плечами и направился в покои Калигулы. В первой комнате ему повстречалась бледная и печальная Энния Невия, беседовавшая со знаменитым греческим хирургом; у противоположной двери сидя дремал вольноотпущенник Цезаря, которому, очевидно, было велено не впускать посторонних. Во второй комнате молча сидели Пираллида, скорее скучающая, чем подавленная, и Руф Криспин, преторианский трибун, который чаще других находился в услужении у Цезаря. В третьей комнате, непосредственно примыкавшей к спальне императора, в одиночестве расхаживал из угла в угол префект претория Невий Сарторий Макрон. Луций Кассий небрежно приветствовал Эннию, греческого хирурга, полусонного вольноотпущенника, Руфа Криспина и почтительно поклонился Пираллиде, имевшей успех у Калигулы. С Макроном он поздоровался, как с человеком, равным ему по силе и влиятельности. Сын преторианского трибуна уже готов был войти в комнату Цезаря, когда Макрон шагнул к нему и негромко окликнул: – Послушай меня, Луций. Луций обернулся и с улыбкой произнес: – Говори, почтенный Сарторий! Я к твоим услугам. – Видишь ли… я хотел попросить тебя… ты по праву за Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
