Высунувшаяся из окна толстушка подавилась пилюлей и испуганным вскриком: огромное лезвие чуть было не отсекло незадачливому любовнику не то руку, без которой ему пришлось бы плохо, не то иную часть тела, только похожую на сжатую в кулак руку и гораздо более ценную, если учитывать склонность святого отца к ночным похождениям. Но монах выгнулся почище толстушки в момент «пролившегося из тучки дождя», алебарда со свистом прошла мимо, два столкнувшихся меж собой древка громыхнули вплотную к бритой монашеской голове, а корзинка успешно подсекла чьи-то ноги, и стражник с воплем грохнулся наземь, заодно сбив еще одного из своих приятелей.

    Сыпля проклятиями, оба вскочили и снова кинулись было в свалку - но мерный стук, раздавшийся от ворот, отрезвил дерущихся почище грома и молнии Яшмового Владыки, когда тот катит по небу на своей бронзовой колеснице.

    Около распахнутых ворот стоял маленький бес.

    Во всяком случае, такое лицо могло быть только у беса. Черный безгубый провал рта, перекошенного самым невероятным образом, вместо правой щеки - сплетение рубцов и шрамов, исковерканный двойным переломом нос и огромные отеки под глазами, еле-еле блестевшими из-под набрякших век.

    Маленький бес медленно подошел к стражникам и прижавшемуся к забору монаху-блудодею, поставил рядом с последним большой деревянный диск, который до того держал под мышкой, и властно протянул руку.

    Не говоря ни слова, монах отдал бесу свою корзинку. Урод повертел ее, пару раз подкинув и ловко поймав за ручку, потом прошелся туда-сюда, о чем-то думая.

    - Старый Гао смотрит на море, - глухо донеслось из страшного рта.

    И корзинка описала замысловатую петлю над головой беса.

    - Старый Гао удит хитрую рыбу. - Корзинка метнулась вверх, но остановилась на полпути, вылетела из руки, перевернулась, была подбита ногой и схвачена за торчащий сбоку конец прута.

    Стражники подобрали алебарды и смотрели на это представление, изумленно качая головами.

    - Старый Гао гоняет ветер. - Бес ловко запрыгал на одной ноге, время от времени приседая до самой земли и крутя корзинку вокруг себя.

    Вдруг, так же неожиданно, как и начал, он прекратил забавляться с корзинкой, швырнул ее голому монаху и направился обратно к воротам, прихватив по дороге свой диск.

    - Преподобный Фэн! - заорал вслед бесу блудливый монах. - Погодите! Умоляю - покажите еще раз! Преподобный Фэн!..

    И вылетел за ворота следом за бесом.

    Стражники даже и не подумали его останавливать.

    ...Когда двор окончательно опустел, толстушка захлопнула окно, но тут же распахнула его снова и высунулась по пояс - ей показалось, что какая-то тень мелькнула снаружи.

    Нет, никого.

    На всякий случай толстушка глянула вверх. Да нет, в крохотном закутке над окном под самой стрехой могла поместиться только ласточка, а ласточек достойная женщина не боялась.

    Если бы ей сказали, что этой ласточкой был Змееныш Цай, она бы очень удивилась.

    4

    Великий учитель Сунь-цзы, которого без устали обязан цитировать любой, мнящий себя стратегом, сказал:

    - Тонкость! Тонкость! Нет такого дела, в котором нельзя было бы пользоваться лазутчиками.