Вот и бегал Змееныш по ста тридцати шести ступеням к дальнему ключу.

    Каждые три ходки он останавливался на полдороге и тщательно брызгал на обнаженное до пояса тело водой, а приближаясь к кухне, начинал спотыкаться и тяжело дышать. Такому юноше, как он, не вошедшему еще в полную мужскую силу, должен быть в тягость путь к источнику и обратно, особенно по жаре и с тяжелым коромыслом на плечах. И неважно, что все обитатели Шаолиня, включая повара Фэна, предаются сейчас рассветной медитации - если на чем и ловятся лазутчики, так это на самых ничтожных мелочах!

    «И еще на добрых поступках», - зло подумал Змееныш, в очередной раз подбегая к источнику и еще издалека видя там знакомую детскую фигурку.

    Вчера, когда он оставлял только-только пришедшего в себя Маленького Архата у входа во второй сэнтан, Цай очень надеялся, что ребенок его не запомнит.

    Запомнил, проклятый!

    И кстати - почему он не медитирует вместе со всеми?!

    Что это за поблажки?!

    Малыш посмотрел на подбегающего Змееныша своими льдистыми глазками, прикусил сорванную травинку крепкими, выпирающими вперед зубами и заявил ни с того ни с сего:

    - Через два-три дня тебя вызовет к себе патриарх. Понял, дубина?

    Не ожидающий подобного начала Змееныш чуть не уронил коромысло.

    - Будет беседовать с тобой. - Мальчишка жевал травинку и говорил словно даже и не со Змеенышем, а с самим собой. - Вопросы задавать станет, так ты не хитри и не умничай. Выгонит. Если ударит - закройся, но не до конца. Вроде как от испуга. Впрочем, до конца ты и не сможешь... ну да ладно, не о том речь.

    Маленький Архат ненадолго замолчал, а Змееныш оторопело смотрел на своего собеседника.

    На самом деле он не был столь уж удивлен словами Маленького Архата - и не потому, что ожидал чего-либо подобного. Просто Змееныш разучился удивляться еще тогда, когда нынешнее перерождение мальчишки не то что не началось, а даже еще и не было задумано.

    Но личина Цая почти всегда требовала удивленно раскрытого рта и часто-часто моргающих глаз, так что это стало его второй натурой.

    Некоторые уже неживые люди могли бы подтвердить: да, стало и в свое время производило большое впечатление.

    - Чаю тебе предложит, - продолжил после паузы монах-ребенок. - Да не моргай ты, а слушай! Чаю, говорю, предложит - так ты не бери, а взял, так не пей! Понял?! Обвинят в незнании этикета и животной грубости, после чего выпрут взашей! Отойди себе смирненько в уголок, там тумба стоит, с фигурками и бумажными деньгами... ну, низенькая такая!..

    - Алтарь предков, - машинально поправил Змееныш, на этот раз действительно удивясь: не столько тому, что малыш так осведомлен в делах патриарших, сколько его последним словам про алтарь предков.

    Да любой сопливый мальчишка в любом селении никогда не скажет про известное с рождения священное место: «Тумба... с фигурками и бумажными деньгами...»

    - Точно, - обрадовался Маленький Архат, выплевывая свою травинку Змеенышу под ноги. - Короче, поставишь туда чашку, поклонишься, после повернешься и поклонишься еще и патриарху. Потом жди. Выпьет глава Шаолиня свой чай - считай, все у тебя в порядке, можешь зваться монахом. Дошло?

    - Дошло, - кивнул Змееныш. - А что ж это ты, преподобный...

    Лазутчик колебался. Одну ошибку он уже совершил, когда вытаскивал этого непонятного ребенка из Лабиринта Манекенов; и сейчас ему очень не хотелось ошибиться во второй раз. Сделай он вид, что вчерашней ночью ничего не было, кроме грозы, и вся юношеская личина Змееныша мигом начнет трещать по швам и лопаться - мальчишка умен, как бес, и сразу поймет, что пухлогубый юнец-кандидат не должен бы уметь держать язык за зубами.