— Почему в таком случае ксексиане столь страстно воспламенились избавиться от них, очистить всю вселенную от нопалов?

— Потому что они, как я полагаю, омерзительны, — ответил Бек. — Ксексианам достаточно одной этой причины.

Маргарет вдруг вся задрожала.

— Со мной, наверное, что-то не так... Если эти твари на самом деле существуют, а вы оба единодушно это утверждаете, то я должна была бы питать к ним отвращение — но я не питаю его. Я просто равнодушна.

— Твой нопал прищемляет соответствующий нерв в нужное время, — пояснил Бек.

— Этот факт, — сказал Тарберт, — может означать, что нопалу присущ определенный разум — а это вызывает целый букет новых вопросов: в действительности ли нопал понимает слова или просто питается сырыми эмоциями? По-видимому, он не меняет «хозяина» до самой его смерти и в таком случае имеет возможность изучить язык. Но, с другой стороны, он может не располагать достаточно большим для этого объемом памяти. Возможно, у него вообще нет памяти.

— Но если нопал остается с кем-нибудь до тех пор, пока тот не умрет, — резонно заметила Маргарет, — то в таком случае в интересах нопала способствовать продлению жизни своего «хозяина».

— Похоже, что это так.

— Тогда именно этим можно объяснить якобы интуитивные предчувствия опасности, всякие подозрения и другие подобные явления.

— Очень даже возможно, — сказал Тарберт. — Это как раз одна из тех догадок, которую мы безусловно захотим рассмотреть поподробнее.

Со стороны входной двери раздался повелительный стук. Тарберт поднялся со своего места. Маргарет резко повернулась к мужчинам, приложив палец ко рту.

Тарберт неторопливо направился к двери, его остановил Бек.

— Лучше я выйду. Я такой же «читуми», как и все остальные. — Он начал пересекать тускло освещенное помещение цеха, в направлении конторы, но на полпути остановился и оглянулся. Маргарет и Тарберт неподвижно стояли в небольшом круге света и напряженно ждали, следя за каждым его шагом.

Он медленно от них отвернулся, превозмогая трусливое нежелание, природа которого ему показалась очень знакомой.

Стук в дверь повторился, размеренный, не сулящий ничего хорошего звук.

Бек заставил повиноваться неожиданно одеревеневшие ноги, проковылял через всю контору и вышел к наружной двери.

Глянув в ночную тьму через стеклянную панель в двери, он увидел тусклый полумесяц, прятавшийся за кронами высоких кипарисов, а в отбрасываемой ими тени — очертания какого-то массивного темного предмета.

Бек медленно отворил дверь. В отблесках фар проезжавших по Леггорн-Роуд автомобилей четко видна была грубая серая кожа вошедшего, далеко выступающий гребень носа, напоминающего согнутый лук, затянутые пленкой слепые глаза. Это был ксексианин Птиду Эпиптикс. За ним, в темноте, скорее ощущались, чем виделись, еще четыре зловещих силуэта ксексиан. На всех были черные, похожие на панцири жуков, плащи и металлические шлемы с высокими шипами вдоль гребня.

Эпиптикс обдал Бека незрячим каменным взглядом. Вся ненависть и страх, которые первоначально ощущал Бек в присутствии «таупту», будто прорвав плотину, хлынули наружу. Он отчаянно пытался побороть эти чувства. Подумал даже о нопале, злобно глядевшем через его плечи на ксексиан, о том, как вглядывается в ксексиан через его плечи нопал, но все бесполезно.

Птиду Эпиптикс горделиво прошел внутрь — но в это время на шоссе в тридцати метрах отсюда раздался визг тормозов автомобиля.