Сейчас возьмут на операцию Костыля… пока что – Алексея Федоровича…
35
Я будто раздвоился. Под влиянием двойной дозы успокаивающего, введенного мне лично Федором Ивановичем, полулежу на кушетке, прикрыв воспаленные глаза. Команды, отдаваемые командиром омоновцев, голос Гошева, инструктирующего своих сыщиков, – все это проходит мимо сознания, не задерживаясь.
Одновременно лежу на своей кровати у окна и слежу за Костылем.
По обыкновению, поскрипывая, Алексей Федорович укладывается на каталку. Вокруг – сестры.
– Так нельзя! – раздражается одна из них. – Надо раздеться. Повезем не на прогулку – в операционный блок…
– А я что в смокинге, что ли? – не менее раздраженно скрипит куряка. – Голяком лежу, шкуру снимать не стану…
– А трусы?
– Или – не нагляделись? – ехидничает Алексей Федорович. – Зря стараетесь, бабоньки, любоваться у меня нечем…
Ко всему привыкшие сестры иронически хихикают. Одна – рослая, дородная – решительно засучивает рукава халата и подступает к каталке.
– Или ты сам, дедок, трусы стянешь, или я помогу… Ишь, какой стеснительный!
Отвернитесь хотя бы, бесстыжие!…
Наконец больной готов, накрыт до подбородка простыней, под голову подсунута тощая подушка. В руке крепко – не вырвешь! – зажаты пачка сигарет и зажигалка.
Попытались сестры отобрать курительные принадлежности силой – куда там! – бухгалтер так завизжал и заскрипел – уши заложило. Посмеялись медички и махнули на хулигана рукой – пусть едет со своей пустышкой, в предоперационной палате все равно отберут.
Куряку везли по коридору к лифту торжественно. Сзади, будто за катафалком, – «такелажник» и Сидорчук. Встречные больные советовали держать хвост трубой, не поддаваться костоломам.
– Ежели медики вшивые не зашьют внутрях ножницы да пинцет – выдюжу, – храбрится бухгалтер в ответ на пожелания. – Кость у меня от родителя – крепкая. Не родился еще хирург, который сопроводит меня на небеса…
Все успевал Алексей Федорович, передвигаясь без помощи ног и костылей по коридору. И на добрые пожелания отвечать, и наказы приказы отдавать «такелажнику», и приветы посылать куда то исчезнувшему супротивнику – бате…
Наконец, каталка въехала в кабину лифта и двери закрылись
– А ты не хотел бы полюбоваться, как станут потрошить соседа? – вежливо обратился к «такелажнику» Иван. – Ведь столько времени пролежали рядом, будто новорожденные близнецы… Бухгалтер заслуживает маленького внимания…
– А туда разве пускают? – засомневался Петро. – Как бы не смайнали ногой по заду…
– Всю ответственность беру на себя, – выпячивает и без того крутую грудь Иван. – Меня в этой больнице все знают и уважают. Хожу без пропусков и разрешений. И тебя проведу…
– Ну, ежели так…
Вошли в лифт. Иван что то шепнул лифтерше, и та, согласно кивнув, оставила больных наедине друг с другом. Петро даже удивиться не успел подобной вежливости обслуживающего персонала, как на его запястьях защелкнулись никелированные наручники. Возвратилась по зову Сидорчука лифтерша, и они втроем поехали не наверх, в операционный блок, а вниз – в вестибюль. Там Петро повстречался с Трифоновым, которого – тоже в «браслетах» – выводили через черный ход к машине…
Операция проходила строго по плану. Без шумовых эффектов в виде стрельбы и рукопашной…
36
В предоперационной палате каталка остановилась. Сестры ушли. |