|
Человек этот увидел киммерийца и призывно махнул рукой, приглашая к столу. Северянин двинулся в его сторону, не видя причин отказываться от предложения и постепенно вспоминая, откуда он знает завтракающего на террасе. Пустырь на Западной окраине, питейное состязание, в которое он ввязался из-за бесплатного вина (последние свои деньги он оставил на площади Виноделов), и этот упитанный, улыбающийся винолюб напротив. Тогда, припомнил Конан, он был одет в темно-красный балахон, а на груди болталась дорогая безделушка на золотой цепи. Безделушка болталась и сейчас, балахон тоже имелся, но другой – безукоризненно белый.
– Привет тебе, Конан из Киммерии! – Такие слова встретили северянина, когда он вступил на террасу. Варвар, с трудом ворочая языком, пробормотал что-то приветственное в ответ и плюхнулся на гостеприимно отодвинутый вчерашним винолюбом стул. – Извини, приятель, твое имя я позабыл, – добавил Конан. Безымянный приятель понимающе усмехнулся, поставил перед вчерашним соперником тонкостенную серебряную чашу и занес над ней бронзовый кувшин с горлышком в виде змеиной головы. – Рекомендую. Не заметишь, как вылечишься. Розовое полусухое с добавленной для оживления умирающих пыльцой зархебского папоротника. Особое утреннее вино. В этом доме его держат как раз для подобных случаев. Вдобавок охлажденное. – И за сим из разверзнутой змеиной пасти зажурчало, перетекая в чашу, полусухое. Недолго оно было в чаше. Уже то, что напиток обещал полыхающему горлу остужение, а сухости во рту – смягчение, обязывало поскорее выпить его. Что Конан и сделал. Как после душного дня окунувшись в прохладный вечер, как после погони почувствовав сейм и безопасности, киммериец испытал огромное обличение. Жажда отступила, пожар в горле угас. Но этим чудеса не закончились. Стремительно, как вода из бочки с пробитым днищем, уходила из его головы боль. Ей на смену заступали ясность ума и легкое, веселящее опьянение. Тело ощутило прилив сил, даже появился аппетит. Все было бы совсем чудесно, если б еще забылось то, что он пытался винным потоком заглушить вчера (да и не только вчера). Но то не уходило, копошилось на дне души, как копошатся черви в сердцевине переспелого яблока. – А имя мое Симур, – напомнил о себе сотрапезник. – Вижу, ты ожил. – Благодарю, вино у тебя и вправду чудодейственное. Это твой дом? – Нет, не мой. До моего мы бы вчера не добрались. Это дом одной моей знакомой… очень близкой знакомой. – Не бедная знакомая, – заметил Конан, щелкнув по серебряной чаше и кивнув в сторону дома. – Не бедная, – согласился назвавшийся Симуром. – Она – хозяйка «Розовых льдинок», где самые симпатичные в Шадизаре толстушки. Киммериец улыбнулся, показывая тем самым свое знакомство с упомянутым заведением. – А симпатичнейшая из толстушек, – продолжал Симур, – разумеется, сама хозяйка. Она, едва поднялось солнце, убежала, хлопотунья, к своим девочкам. В эти дни, пока идет праздник, у них уйма работы. Выступающий в роли хозяина друг хозяйки дома наполнил свой и Конана сосуды целебным полусухим. – Что это за место? – спросил киммериец, одним глотком осушив полчаши и потянувшись к блюду с халвой. – Купеческий квартал. – Ого, куда занесло. Хотя, впрочем… – Хорошо, не занесло в тюремные подвалы. – Улыбка растянула полные щеки человека в белых одеждах. – Еле успели унести ноги перед самым носом у нагрянувших стражников. Может, помнишь славную потасовку в «Гремучих змеях»? Конан отрицательно покрутил головой. Возникла пауза. Северянин допил свое вино. Делать ему в этом доме было уже вроде и нечего. |
