Не было рук, ног, тела. Проклятое солнце сожгло его дотла, испепелило, а пепел разметало по Вселенной.

Потом солнце превратилось в исполинский, ослепительно белый гонг и ударило само в себя.

На излете дребезжащего, нечеловечески громкого звона варвар уловил едва слышный вопль Везунчика: «Ко-о-она-а-а-н!!!», и сам превратился в ничто, в полуденную тень, в полуночную тишину…

Он отнял самое ценное, что только было у вора: его веру.

ЧАСТЬ 3. Жажзар

Глава первая

А если б он упал с высоты?.. Но, на его счастье, ниоткуда он не падал… Не успев разобрать что вокруг, во что он угодил, Конан почувствовал, как скользит. Едет на заднице по чему-то наклонному, осклизлому и узкому. Слева, справа и впереди в глаза ударила зелено-коричневая мешанина. Заплечные ножны за что-то зацепились, их ремень натянулся, врезаясь в кожу, послышался треск. Конан разбросал руки, ноги согнул в коленях, останавливая скольжение пятками…

И задержал себя. Правая рука запуталась в переплетении каких-то то ли нитей, то ли трав, нога уперлась в выступ или нарост.

Вот теперь стало возможным оглядеться. Посмотреть вверх, вниз и по сторонам.

– Тринадцать армий вонючих демонов и Нергалий хвост в придачу!

Во всем, докуда пробивался взгляд, обнаруживались одни лишь стволы, ветви, листья и оплетающие их, как плющ ограду, бесконечно длинные растения, подобные которым в Черных королевствах называют лианами. Ничего больше. Куда ни глянь – конца-краю нет древесам и листьям. Впрочем, нет, есть кое-что еще. Наверху, откуда проникал скудный свет, взгляду удалось нащупать синие лоскутья неба. А еще вокруг копошилась мелкая жизнь: по коре сновали жуки, меж сучьев плели свои сети пауки, по листьям ползали гусеницы и улитки, с ветки на ветку, щебеча и чирикая, перепрыгивали пичуги. Конан заметил небольшое дупло, из которого высунулась мордочка небольшого зверька, вроде белки, и тут же от беды нырнула обратно…

– В отличие от неба, земли было не видать, как ни вглядывайся. Вот в такое веселое местечко я угодил, Симур.

Вечерело. На Шадизар сползала вечерняя прохлада. В эти часы на улицах заметно прибавлялось людей, до того предававшихся дневному сну в ожидании ухода зноя в домах и тенистых садах.

– В общем, башкой по сторонам покрутил, заметил, что самих деревьев не так чтоб и много. То есть немного собственно стволов. Зато они толстенные, в обхвате как три колонны храма Митры, а заполоняют все вокруг разросшиеся, как лопухи на навозной куче, ветви. Везде протянулись, переплелись друг с дружкой. Словно щупальца, того и жди, что зашевелятся, оплетут и удушат. Ну, чуть поглазел я на эти деревянные дела и задумался: что ж теперь делать-то. Вот куда, скажи-ка, Симур, мне было ползти? Как обезьяне, на руках перескакивать по сучьям, пока не свалишься без сил? Вроде бы по уму было забраться наверх и с высоты оглядеться. Так бы и поступил, клянусь Кромом, да проклятье Бела вмешалось. Не пускает какая-то сила наверх, где гуляет ветер, опасно раскачивая тонкие верхушки деревьев, где тяжело удержаться. Ладно, тогда я убедил себя, что по земле ходить вроде бы привычней. На земле к тому же можно обнаружить следы людей, к которым мне так и так выходить, чтобы среди них разыскать, вспоминая слова Бела, «вроде бы как моих ближайших родственников». И стал спускаться, сам себе напоминая древесного медведя, что живут в дремучих лесах Кхитая…

Есть пока не хотелось, но что-что, а голод – не щедроты Митры, тем паче и не богов помельче, он не заставит себя ждать, поэтому Конан примечал по сторонам все, могущее со временем послужить ему пищей. Деревья были одной неизвестной ему породы, видимо, изведшей, выдавившей из леса прочие породы, и никаких плодов с их ветвей не свисало… Вот если только не съедобны маленькие, похожие на наконечники копий листья.