Страж, прошествовав мимо, бросил взгляд на то, чем заняты узники. Разглядел или не разглядел – неизвестно, но он отвел взгляд как ни в чем не бывало. А может, не дано ему указаний следить, чтобы узники ни в коем случае не распутались. Не беда, если и распутаются – куда ж они денутся…

– Эй! – позвали из той клетки, что примыкала к узилищу киммерийца с другой стороны.

– Я помогу вам с ясностью. Вы знаете, что сказали мне воины шогуна Изидо?

– А ты сам-то кто? – бросил за спину Конан, не прерывая работы над веревочными узлами.

– Они сказали мне, что два строптивца – это слишком много, – таинственный невольник пропустил вопрос Конана мимо ушей. – Но если мы такие храбрецы, какими себя показываем… – они имели в виду меня и тебя, черноволосый… – так вот, если мы такие храбрецы, то нам милостью шогуна даруется одна жизнь на двоих. Ее мы должны разыграть завтра поутру в честном поединке. Оставшегося в живых они отпустят, чтобы тот передал шогуну Ямото, что шогун Изидо милостив, справедлив и всегда готов видеть у себя шогуна Ямото, когда тот захочет признать Изидо своим повелителем…

– Ты научился разговаривать на их языке, брат? – вдруг сказала Апрея. Сказала просто, буднично, словно нисколько не удивлена была встрече с родным братом, которого до сего дня почитала за мертвого. А впрочем, сможет ли теперь что-либо поразить лесную женщину – после того, как в одночасье рухнули ее прежние представления о жизни?

– Да, за семь лун я освоил их язык, сестра, – отозвался из своей клетки брат, равно не проявив ни удивления, ни буйной радости от встречи с сестренкой. – Зачем ты отправилась на поиски, почему не осталась дома? И кто это с тобой?

– Отец погиб от рук людей из Серого гнезда, Порк.

«Видимо, это их семейная особенность – ускользать из-под вопросов и гнуть что-то свое», – усмехнулся про себя Конан, наконец распутавший узлы на запястьях Апреи.

– Посмотри на плод любого дерева, сестра. Рано или поздно плод падает. Причины падения разные, итог же один. Смерть. Но жизнь и смерть меняются местами. Плод становится землей. Или, если он созрел, из его семечек вырастает новое дерево. Или его срывает чья-то рука и плод становится частью живого существа. Смерть, и свою, и чужую, надо принимать так же спокойно, как переход по мосту от берега к берегу.

– Кто тебя научил этим мыслям, брат?

– Очень интересное миропонимание, – изрек Симур, прижимаясь к стене дома. – А ты не спросил, в чем тогда он видит смысл бытия: в том, чтобы упасть зрелым фруктом, или как можно дольше продержаться на ветке, дождаться, пока она сама не пересохнет?

Они оба прижались к дому на тесной улочке, пропуская на ходу резвящееся шествие из акробатов, жонглеров, наездников, карликов и прочих циркачей, а также из сопровождающих их гуляк. Шумная, пестрая толпа несомненно держала путь к базарной площади Шадизара, где сегодня целую ночь будет нарушать городской покой последнее веселье заканчивающегося праздника.

– Я сказал Апрее, чтобы брата слушала, да не забывала мои руки распутывать, – повернулся Конан к Симуру. – А потом говорю Порку этому, беглецу из отцовского гнезда…

– Про грушу на дереве и про жизнь со смертью – это очень интересно послушать, приятель. Но ты, Порк, ответь мне, Конану из Киммерии, с которым собираешься завтра биться насмерть, что это за место такое? Кто такие эти узкоглазые дикари, шогуны твои и вообще ты сам-то что, семь лун тут сидишь в клетке? Бьешься насмерть со всеми подряд или только нас и ждал?»

Стражник прохаживался вдоль клеток с отсутствующим выражением.