– Если через десять вздохов передо мной не будет стоять кувшин твоего лучшего вина и блюдо с хорошо прожаренным мясом, – протерев трактирщиком стол, Конан держал его, насмерть перепуганного, на вытянутой руке так, чтобы ноги прохвоста не доставали до пола, – если мне покажется, что вино кислое, а мясо отдает собакой, то, клянусь Кромом…
– Ты слишком широко распахиваешь свою вонючую пасть, варвар! Твое место в зверинце среди обезьян! Туда-то мы тебя и отправим]
Из-за углового столика поднялись и, грозно расправляя плечи, направились к киммерийцу шестеро оборванцев вполне разбойничьего обличья. В руках у одного сверкнул широкий аквилонский нож, другой постукивал по ладони увесистой деревянной дубинкой. Видимо, то были завсегдатаи погребка «Пасть пустынного тигра», которым все здесь нравилось, включая кислое вино, запахи помойки, лужи на полу и ленивого хозяина. Конан отпустил трактирщика и тот, едва ноги коснулись пола, улизнул под прикрытие стойки. Киммериец хищно осклабился и приготовился достойно встретить бравых храбрецов.
– А вы знаете, мои веселые друзья, – задрав голову, словно обращаясь к потолку, громко сказал Симур, – новый указ, пять дней назад зачитанный на Главной площади? Указ, запрещающий владельцам питейных заведений разводить грязь и томить посетителей ожиданием под страхом закрытия? А тех, кто устраивает заварухи и отравляет спокойствие в трактирах и погребках, приказано бить плетью по пяткам двести раз и после держать в заточении до полного истощения зловредных сил. Стоит мне пожаловаться начальнику городской стражи, – кстати, моему другу, – и ваша компания надолго застрянет в Башне Всех Слез. Сразу видно, что вам пока еще не довелось побывать в Башне, раз у вас сохранились еще кое-какие зубы и у каждого из вас еще пока по два глаза. Что ж, тогда впереди вас ждут незабываемые дни…
Симур зевнул, сложил руки на груди и замолчал.
На тупых, обросших рожах проступило недоумение вперемешку с испугом. Оборванцы поумерили боевой пыл, уж более не выкрикивали обидные слова, а только переглядывались.
– Да ну их, Кривое Рыло, к Нергальим почкам! – вдруг воскликнул невысокий крепыш с серьгой в ухе. – Других дел у нас, что ли, нет! Не забывай, где ждут нас сегодня ночью.
– Я еще никому не спускал, когда меня называли грязным варваром, – Конан поднял сжатый кулак и провел костяшками по подбородку, иссеченному мелкими шрамами.
Симур внимательно взглянул на киммерийца, убедился, что тот не собирается отступать. Тогда он снова заговорил:
– Придется извиниться, уважаемые зачинщики. Нанесено жестокое оскорбление, которое обычно смывается только кровью. Если что, то вас всенепременно объявят зачинщиками, а его, – Симур показал пальцем на оскорбленного варвара, – обиженной стороной. Его отпустят, я уж похлопочу, а вас – в Башню, непременно в Башню, и плетью по пяткам. Двести раз.
– Ладно, парень, – с видимой неохотой процедил сквозь зубы недомерок с серьгой в ухе. – Извиняемся, забыли… Только осторожнее отныне ходи по Шадизару.
– Ладно, – сказал в ответ Конан, – пока забыли. А как-нибудь потом, после праздника, встретимся и договорим.
Удовлетворенный извинениями северянин сел на свое место и тихо спросил у Симура:
– А что, и вправду есть такой указ?
– Нет, конечно, – ответил собеседник Конана. – Но зато теперь мы сможем спокойно поговорить. И смотри, хозяин уже тащит кувшин. Вот так, мой киммерийский друг, слово – это тоже оружие. Поострее иных кинжалов будет.
Конан хмыкнул:
– Ты больно хорошо одет, и вообще вид у тебя сытый, как у кота, живущего при лавке молочника. Короче говоря, тянешь на приятеля начальника городской стражи, это и напугало наших нечесаных друзей. |