Мир вокруг них был прекрасен, и они вместе стали частицей этой совершенной красоты.

Лорд Равенскар целован ее с нежностью и страстью; она почувствована, что сердце ее точно выскользнуло из груди и соединилось с его сердцем.

Когда он наконец смог оторваться от нее, она, не отводя взгляда, смотрела на него, губы ее дрожали, глаза светились.

— Я люблю тебя, — немного задыхаясь, произнес он, — но скажи мне, дорогая, что ты чувствуешь?

— Я… люблю тебя! Я… люблю тебя! — из глаз Ромары потекли слезы восторга и счастья. — Я люблю тебя с того дня, когда увидела в первый раз. Правда, сначала я этого не понимала. Я не знала, что это любовь.

— Родная моя, ведь я могу сказать то же самое.

— Но как же можно было полюбить такое существо? Ведь я тогда безобразно выглядела?!

— А я влюбился, — с мягкой настойчивостью повторил лорд Равенскар, — в тот день, когда вошел в гостиную и увидел тебя стоящую возле окна с малышом на руках. Но, как и ты, не был уверен в этом. Он крепче прижал ее к себе и продолжал:

— Потом я увидел, как прекрасно ты вписалась в мой дом, стала его частичкой. Я понял, что это твой дом, что это место подходит тебе так же, как и ты ему.

— Мне тоже… так казалось, — сказала Ромара, — но я никогда не думала… даже не мечтала… что к тебе приходят… такие же мысли.

— Ты во многом похожа на мою мать, — проговорил лорд Равен-скар. — Помнишь, как ты провожала нас с Эркрайтом в тот самый день, когда так неожиданно исчезла? Я тогда подумал, что ты не просто стала частью этого дома, но и частичкой меня.

Его губы почти касались ее губ; он серьезно и с чувством произнес:

— Теперь ты моя и я никогда не позволю тебе скрыться из моей жизни. Я не хочу расставаться с тобой. Не хочу терять тебя.

— Все, что мне надо… это остаться рядом с тобой, — проговорила Ромара, — чтобы чувствовать себя… в полной безопасности и чтобы ты позволил мне любить тебя.

— Мне нужна твоя любовь, она мне просто необходима, — ответил лорд Равенскар. — Теперь я понял, что всю жизнь ждал именно тебя.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя всем сердцем, — воскликнула Ромара. — Каждую ночь я молилась, чтобы ты смог… полюбить меня… хотя бы немного или по крайней мере не испытывал ко мне неприязни.

— Дорогая моя, мое чувство к тебе так велико и безгранично, что нет на свете таких слов, которыми можно было бы выразить мою любовь! Я лишь могу постараться показать тебе ее, моя родная!

И он снова поцеловал ее, но на этот раз его губы были требовательными и горячими. Ромаре показалось, что эти восхитительные жаркие губы разбудили в ней тот огонь, что до этой поры едва теплился, и пламя страсти с неистовой силой устремилось наружу.

Ей были приятны и необходимы эти удивительные поцелуи, хотелось прильнуть к нему всем телом, раствориться в нем.

Трент поднялся на ноги, ни на мгновение не отпуская Ромару, с трудом оторвался от нее и вполголоса проговорил:

— Знала бы ты, как часто я смотрел на ту дверь, что соединяет наши спальни, в те дни, когда ты так неожиданно исчезла из моей жизни, растворилась в огромном мире, и проклинал себя за то, что ни разу не открыл ее, пока ты была здесь.

— Я боялась… что ты никогда… этого не сделаешь.