— Ты что-то бледная, Мамзель… — Блэкторн поднялся и подошел к ней. Он возвышался над ней, как гора. Она забыла, что он такой высокий. Его движения были полны какой-то опасной грации, в руках он все еще держал стакан с бренди. — Думаю, что сейчас глоток бренди нужен тебе больше, чем мне.

Что ж, пусть будет так. Если повезет и яд подействует не сразу, то он, убедившись, что это безопасно, тоже может отпить глоток-другой. Если же нет, то нож ее пока при ней.

— Пожалуй. — Жаклин взяла стакан из его рук и поднесла к губам.

В следующую секунду Николас бросился к ней и выбил стакан из ее рук. Отравленный бренди пролился на платье.

— Думаешь, я позволю тебе умереть так легко? — сказал он, с силой сжимая ее запястье. — А теперь изволь удовлетворить мое любопытство. Я хочу знать, почему ты решила убить меня. Что я тебе сделал?

Потрясенная, Жаклин гневно смотрела на него. Он даже не узнал ее, не вспомнил, что уничтожил всю ее семью, он не чувствовал за собой никакой вины! Она вырвалась и сунула руку в карман фартука. Нож! Где нож? Она вонзит его ему в сердце!

Ножа в кармане не было.

— Тавернер в свое время был неплохим карманником, — сказал Блэкторн невозмутимо. — Он освободил тебя от этого ножичка, а ты и не заметила. Кто ты, Мамзель? Чего ты хочешь от меня?

Ей казалось, что его пальцы раздавили ее руку. Но это было неважно. Ее могут повесить и со сломанным запястьем.

— Разве не ясно? — Она буквально выплюнула эти слова. — Я хочу твоей смерти.

— Но почему?

Его удивление разъярило ее еще больше.

— Потому что ты убил моих родителей.

Выражение его лица не изменилось, только глаза слегка потемнели и губы сжались плотнее.

— Жаклин… — сказал он ровным голосом. — Мне следовало бы давно понять, что когда-нибудь придется ответить за мои грехи.

— Не понимаю, почему ты так настроена на отъезд? — недоумевал Тони. Он развалился на диване в восточной гостиной, в красивой руке, полуприкрытой кружевным жабо, — бокал великолепного кларета. — Блэкторн, если он не полный идиот, сейчас уже наверняка уехал из Англии, а я всегда отдавал должное его редкому уму, хоть он меня и раздражал. Зачем тебе нестись домой, как испуганному кролику?

Эллен покачала головой.

— Ничего не могу с собой поделать, Тони. Я очень обеспокоена. Это бывает со мной — я вдруг остро чувствую беду. Так было перед тем, как убили моих родителей, перед тем, как умер первый ребенок Кармайкла и Лиззи… Я должна вернуться в Эйнслей-Холл.

— Да никто там не умирает. А потом, тебе нужно взять реванш в шахматах. Я ведь здорово отделал тебя пару раз. Ты должна отыграться.

— Я слишком волнуюсь и не могу сосредоточиться. И вообще, мне кажется, что я обыгрываю тебя только тогда, когда ты мне это позволяешь.

— Ты что — обвиняешь меня в мошенничестве? Я бы тебя вызвал за это на дуэль, если бы ты была мужчиной! — пробормотал он, вытягивая вперед свои длинные ноги и с удовольствием разглядывая надушенные чулки цвета лаванды. Кармайкл, когда увидел эти шелковые благоухающие чулки, покатился с хохоту, но Тони это не задело. Он лишь заметил, что это сейчас высший шик, а Кармайкл так засиделся в своей деревне, что перестал что-либо понимать в моде. Эллен тоже не очень-то понравились эти чулки, но ноги у Тони были великолепны.

— Я не мужчина, — нахмурившись, заявила она. — И потом, ты же никогда не участвуешь в дуэлях.

— С чего-то надо начинать! А может, ты хочешь, чтобы я начал с Николаса Блэкторна? Вызвал его на дуэль, всадил пулю в его черное сердце и таким образом покончил бы со всеми проблемами?

Эллен почему-то испугалась.