Николас Блэкторн развалился на розовой кушетке Эллен. Пыльные черные сапоги с приставшим к ним конским навозом испачкали дорогой шелк, но это его явно не беспокоило. У него были очень длинные ноги, это Жаклин хорошо помнила. Тогда, в двадцать два года, он был высок, а юноши не становятся ниже ростом, когда мужают. Штаны тоже были грязные; камзол он, видимо, где-то потерял. Белая рубашка была распахнута на груди, рукава закатаны по локоть, спутанные длинные волосы падали на лицо.

Она рассматривала через опущенные ресницы его сильный торс, на котором не появилось ни унции жира. Оставалось надеяться, что возраст и беспутство оставили следы на его некогда красивом лице. Жаклин подняла глаза — и была потрясена. Возраст и порок действительно сказались. Юноша почти неземной красоты превратился в настоящего сатира, падшего ангела, и все-таки нельзя было не признать его невероятной привлекательности. А ведь она готова была биться об заклад, что никогда больше не назовет ни одного мужчину привлекательным! И уж тем более этого мужчину, виновника гибели всех ее близких; мужчину, который разрушил ее жизнь.

Когда-то мягкие черты его лица теперь были четко обрисованы. Высокие скулы, глубоко посаженные темно-голубые глаза, сильные крылья носа остались вроде бы прежними, но в то же время стали другими. Возле стальных глаз и чувственного рта пролегли морщины, но их сформировало беспутство, а не смех. В его раскованных нагловатых манерах угадывались жесткость и постоянная готовность к опасности.

— Так это ты и есть Мамзель? — слегка улыбнулся он.

Нет-нет, она ни за что не подаст виду, что нервничает.

— Да, сэр, — сказала Жаклин ровным голосом, выходя из дверного проема.

— Мне тебя плохо видно. Подойди поближе, — приказал он.

Жаклин сделала несколько шагов вперед и устремила взгляд на камин, чувствуя, что он ощупывает глазами все ее тело. Если ей повезет, он не заметит, что она дрожит. Если ей повезет, он не угадает смертельной ненависти в ее сердце.

— Я бы не назвал ее бриллиантом. Как тебе, Тавви? — скучающе протянул он.

— Согласен, сэр, — ответил Тавернер. — А еще говорили, что она какая-то особенная. Вот наверху есть служанка, Бетси ее зовут, так та действительно вкусная штучка…

— Прекрати! — оборвал его Блэкторн. — Мне это неинтересно. Все-таки в ней что-то есть. Как считаешь?

Жаклин сжала зубы.

— Ну, не знаю. Не в моем вкусе. Мне нравится, чтобы у них было побольше мяса на костях. Чтоб согревали в холодную ночь…

— Мне тоже. Но что-то в ней есть такое…

Блэкторн встал и подошел ближе. Большой красивой рукой он приподнял ей подбородок, приблизив лицо к себе. Потом со смехом опустил руку и отодвинулся.

— Почему у тебя в глазах столько ненависти, Мамзель? — спросил он по-французски.

Она не хотела говорить с ним на родном языке. Не хотела смотреть на него, дышать с ним одним воздухом. Если он еще раз дотронется до нее, она схватит с подноса нож и вонзит ему в сердце.

— Я могу идти, сэр? — спросила Жаклин, опустив глаза.

— Иди. Я не хочу делить постель со злюкой. Во всяком случае, сегодня.

Она удивленно взглянула на него. Он задумчиво смотрел на нее.

— Месье ошибся. Я — личный повар леди Эллен Фицуотер, — сказала она, — а не шлюха.

Жаклин повернулась и вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь и еле сдерживаясь, чтобы не побежать изо всех сил.

«Я не шлюха», — сказала она человеку, по вине которого когда-то стала ею. Ну что ж, завтрашний день станет для него последним.

2.

У леди Фицуотер было скверное настроение.