Малверд открыл еще одну дверь, которая вела в другую комнату, не менее заставленную. По‑видимому, это был кабинет начальника отдела. На старых металлических книжных полках стояли научные фолианты, представлявшие разные направления биологии и фармакологии, на полу лежали связанные научные журналы за прошлые годы, освободившие место для новых поступлений. По крайней мере, тридцать тетрадей в кожаном переплете занимали полки ближе к столу, в них, по‑видимому, были результаты проводимых в лаборатории экспериментов. На стене над столом висел большой зелено‑красный график. Под ним в четырех окантованных ящиках находилась коллекция вывернутых наружу скорпионов, словно демонстрировавшая власть человека над меньшими братьями.
Малверд помрачнел, взглянув на нее, когда садился за стол, и еще раз со значением посмотрел на часы.
– Чем могу служить?
Сент‑Джеймс убрал стопку бумаг со стула, сел, искоса поглядел на график и сказал:
– Мик Кэмбри, насколько известно, приходил сюда много раз в последние несколько месяцев. Он был журналистом.
– Его убили, насколько я понял? И вы думаете, что есть связь между его смертью и «Айлингтоном»?
– Кое‑кто считает, что он работал над неким сюжетом и из‑за этого его убили. Пока мы не знаем наверняка.
– Однако вы не из полиции?
– Не из полиции.
Сент‑Джеймс ожидал, что Малверд использует это в качестве предлога и прекратит разговор, но тот задумчиво кивнул и раскрыл тетрадь посещений.
– Итак, Кэмбри. Посмотрим. – Он начал читать, проводя пальцем по одной странице, потом по другой, как это делала девушка в приемной несколько минут назад. – Смит‑Томас, Халлингтон, Швейнбек, Барри – зачем он понадобился? – Таверсли, Пауэрс… А, вот. Кэмбри. Половина двенадцатого. Две недели назад, и тоже в пятницу.
– Ваша сотрудница сказала, что он бывал тут и прежде. Может быть, он приходил не только по пятницам?
Малверд стал просматривать тетрадь дальше. Он придвинул к себе листок бумаги и выписал числа, после чего передал листок Сент‑Джеймсу.
– Постоянный посетитель, – сказал он. – Бывал тут через пятницу.
– Какой самый ранний месяц?
– Январь.
– А можно посмотреть записи за прошлый год?
– Сейчас.
Пока Малверд отсутствовал, Сент‑Джеймс внимательнее пригляделся к графику на стене. Ордината, насколько он видел, была подписана «рост опухоли», а абсцисса – «время приема лекарства». Две линии отмечали течение двух процессов: одна – с надписью «лекарство» – резко шла вниз, другая – с надписью «солевой раствор» – неуклонно поднималась.
Возвратился Малверд с чашкой чая в одной руке и тетрадью в другой. Дверь он закрыл ударом ноги.
– В прошлом году он тоже приходил к нам, – сказал он. И вновь занялся выписыванием дат, изредка отрываясь от тетради, чтобы глотнуть чая. И в лаборатории, и в кабинете шефа было невероятно тихо. Слышался даже скрип карандаша, касавшегося бумаги. Наконец Малверд поднял голову. – Самая ранняя дата в прошлом июне. Точнее, второе июня.
– Больше года назад, – отметил Сент‑Джеймс. – А зачем он приходил?
– Этого нет. Не знаю. – Малверд постучал кончиками пальцев по столу и мрачно поглядел на график. – Если только… Может быть, из‑за онкозима.
– Онкозим?
– Уже полтора года это лекарство тестируется здесь, в лаборатории.
– Что за лекарство?
– От рака.
Сент‑Джеймсу мгновенно припомнилось интервью доктора Тренэр‑роу, которое он дал Мику. Наконец‑то связь между той встречей и поездками Мика в Лондон стала очевидной. |