– Я обещал позаботиться и позабочусь, – попытался Линли переменить тон, если не смысл их пикировки. – Вам совершенно не надо…

– Беспокоиться? – Тренэр‑роу пристально поглядел на Линли и улыбнулся, прежде чем допить свою кружку. – Вы очень добры. Прошу прощения, я, кажется, злоупотребил вашим вниманием. Здесь есть и другие, которым наверняка хочется быть представленными вам.

Он кивнул и удалился, а Линли смотрел ему вслед, узнавая безошибочное умение Тренэр‑роу выбрать правильный момент. Вот и теперь тоже. Линли чувствовал себя как неотесанная деревенщина. Словно ему опять было семнадцать лет. В присутствии Тренэр‑роу ему всегда было семнадцать.

Леди Хелен произнесла слова, которые у всех были на устах после ухода Тренэр‑роу:

– Господи, вот это человек! Томми, ты сказал, что он врач? Все женщины в этой деревне наверняка мечтают каждый день ложиться под его скальпель.

– Он не тот врач, – автоматически отозвался Линли и вылил остатки пива под пальму, на сухую землю. – Он занимается в Пензансе медицинскими исследованиями.

Именно поэтому доктор в первый раз явился в Ховенстоу. Тогда ему было тридцать, и его пригласили к умиравшему графу, у которого не было надежды на выздоровление. С обычной для него прямотой он сказал, что ничего не может предложить, кроме химиотерапии. Никаких других таблеток нет, что бы они ни читали и как бы ни хотели верить в лучшее. Тело умирает, потому что не в состоянии остановить продуцирование клеток, а ученые слишком мало знают, хотя работают и ищут, но пройдут еще годы и годы, десятилетия… Он говорил, как бы прося прощения – редкое понимание и сочувствие.

Граф же мучился, терял силы. Потом умер. Его похоронили и оплакали. Все были в трауре, кроме Родерика Тренэр‑роу.

Глава 9

Нэнси Кэмбри убрала последние кружки в коробку, чтобы их отнесли обратно в «Якорь и розу». Силы оставили ее. Чтобы начать продажу пива вовремя, ей пришлось забыть об обеде, так что у нее вдобавок кружилась голова от голода. Закрыв коробки, она с облегчением вздохнула – на сегодня все.

Рядом ее хозяйка – грозная миссис Свонн – с обычной дотошностью пересчитывала выручку. Беззвучно шевеля губами, она считала купюры и монеты, записывая цифры в свой красный гроссбух, и довольно кивала головой. Киоск оправдал себя.

– Я ухожу, – с запинкой проговорила Нэнси. Она никогда не знала, чего ждать от миссис Свонн, которая не умела управлять своими настроениями. Ни один бармен не задерживался у нее дольше чем на семь месяцев. Нэнси как будто собиралась стать первой. Деньги, деньги, мысленно говорила она себе, когда миссис Свонн впадала в очередную истерику. Ты ничего не слышишь, пока тебе платят.

– Прекрасно, Нэнси, – пробурчала миссис Свонн, махнув рукой. – Пока.

– Прошу прощения за телефон.

Миссис Свонн фыркнула и обломком карандаша почесала в волосах.

– Звони своему отцу в свободное время, девочка. А не в рабочее.

– Да. Хорошо. Я запомню. – Умиротворение было обоюдным. Нэнси крепко держалась за дверь, стараясь умилостивить миссис Свонн, но при этом не выдать своих истинных чувств. – Я быстро учусь, миссис Свонн. Вы увидите. Никому еще не приходилось повторять мне одно и то же дважды.

Миссис Свонн вскинула на нее свои крысиные глазки, загоревшиеся огнем:

– И у своего муженька тоже быстро учишься? Всему учишься, полагаю? Правильно?

Хотя на площадке еще не погасили огни, там оставались лишь Линли со своими гостями и актеры‑любители.