Стол буквально ломился от всевозможных кушаний. Блюда, находившиеся на нем, окружали десерт, состоявший из лучших европейских и индийских фруктов. Французские, испанские и немецкие вина были перемешаны с кипрскими.

— Я буду угощать тебя, Джордж Малькольм, — сказала незнакомка, с грацией отрезая два крыла от фазана и кладя их на тарелку своего гостя.

Потом, наполнив стаканы, прибавила:

— Попробуй вот этого хереса 1789 года.

Джордж Малькольм медленно проглотил драгоценную влагу и почувствовал, что она, пробежав по его жилам, разогрела кровь и заставила сильнее биться сердце.

Ужин, начавшийся таким образом, окончился необыкновенно весело. Наш герой ел, как любой другой проголодавшийся путешественник, пил, как пьет англичанин, знающий, что его голова крепка и застрахована от опьянения, чтобы не ударить лицом в грязь, показав себя светским человеком, образованным, веселым, остроумным.

Таинственная незнакомка ни в чем не уступала ему и отвечала на все пикантной оригинальностью. Вдали слышался оркестр, игравший самые лучшие пьесы из итальянского репертуара.

Постепенно, под влиянием вин и сладостных мелодий, разговор принял любовное направление.

«Сон, начавшийся так хорошо, не может плохо кончиться, — думал Джордж Малькольм. — Посмотрим, что еще готовит мне моя счастливая звезда?»

Он подошел к незнакомке, взял ее руки и горячо поцеловал.

… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …

Была полночь, когда Согор, как мы уже рассказали, исполняя поручение незнакомки, похитил Джорджа Малькольма из круглой комнаты в пагоде Шивы.

Мы просим читателя последовать за нами в ту самую комнату на следующую ночь, через сутки после похищения молодого англичанина.

Там мы снова находим Стопа и Казиля. Действие наркотической жидкости было столь сильно, что лакей ни разу не проснулся. Казиль же, сидя на подушках, служивших Джорджу Малькольму в течение какого–то часа постелью, бодрствовал. Все черты его бронзового лица выражали сильное беспокойство, глаза бегали с одного предмета на другой, а развитый слух пытался уловить малейший шум.

Хотя факел, взятый у масалчия, погас, круглая комната не была погружена в темноту. Безоблачное небо было усеяно множеством ярких звезд. Серебряный диск луны также освещал своими бледными лучами вековые развалины…

Вдруг Казиль, сделав быстрое движение, встал. Он услышал крик совы, доносившийся из глубоких подземелий пагоды.

— Вот они, — прошептал ребенок. — Что же будет? Сын человека, которому я обязан жизнью в их страшных руках. Несмотря на уверения Согора, я все–таки боюсь за своего господина…

И Казиль ждал, едва переводя дыхание. Впрочем, его страх был недолгим. Спустя несколько минут подвижная, уже известная нам плита приподнялась, и появился Согор, неся на руках глубоко спавшего англичанина.

Лицо Казиля посветлело. Молния радости сверкнула в его черных, глубоких глазах, а по губам пробежала улыбка.

Согор положил Джорджа Малькольма на подушки паланкина, потом, указав на Стопа, спросил:

— Этот человек не просыпался со вчерашнего дня?

Казиль сделал отрицательный знак.

— Хорошо, — отвечал индус, — я на это и рассчитывал.

Затем, вытащив флакон, он поднес его к ноздрям спавших людей и, вернувшись к Казилю, сказал ему:

— Через минуту они проснутся.

Глава 6. Пробуждение

— Что мне теперь делать? — спросил Казиль.

— То же самое, что бы ты делал вчера, если бы не было грозы. Ты должен проводить этих двух иностранцев в Бенарес, — отвечал Согор.