– Так то, воины. – Ильва вытерла меч об рясу Сельвина и повернулась к дружине: – А что делать, оказавшись с женщиной наедине, вам, может, тоже надо показать на примере? Неужели сами не сообразите?

Звук мягкого голоса вывел Вальтеофа из оцепенения. Дико выпучив глаза, он кинулся вперед. Однако бросился не на Ильву, а на меня. Его сильные руки сжали мне горло. Он издал душераздирающий звериный рев. Я ощутил, как моя спина коснулась грубых досок, которыми была выстлана монастырская площадь. Вальтеоф еще крепче сжал руки.

У Ильвы не было причин спасать меня от отчаянно обозленного тощего монаха. Она успеет прикончить его после того, как он расправится со мной. Перед глазами замелькали красные полосы. Я улавливал активные перемещения вокруг себя – тела двигались, оружие сверкало в лунном свете.

И вдруг меня поразила звенящая тишина. Вальтеоф придавил меня своим телом. Кто то отпихнул его в сторону и помог мне подняться на ноги. Я хватал ртом воздух, отплевывался и кашлял. Сильная рука сомкнулась на моем запястье и высоко подняла мою ладонь.

– Рольф Дерзец спас меня от колдовства наших супостатов, – закричала Ильва. – Я была обездвижена и не в состоянии самостоятельно пресечь их магию. Если бы Рольф вовремя не отреагировал, ваша предводительница оказалась бы во власти Белого Христа.

Викинги взревели и застучали мечами по кромке щитов. Я не сразу понял, что стал виновником их ликования.

На площади лежали тела монахов. Из за ночной прохлады над свежими трупами поднимался пар. С лица брата Сельвина, рассеченного на две части, сверкали глаза – по одному с каждой стороны от смертельной раны. После роковой встречи с палицей череп брата Вальтеофа сильно деформировался под слоем кожи. Неподвижный взгляд брата Мертона вперился в звезды, язык свешивался изо рта как инородное тело. Меч пронзил его мощное тело бессчетное количество раз.

На труп повара я смотрел с сожалением: Мертон был хорошим человеком. Его единственной оплошностью стало в неподходящий момент оказаться в неправильном месте и дурной компании.

– Здесь нам больше делать нечего, воины, – сказала Ильва. – Едем обратно в лагерь.

Мы по траве добрались до небольшой рощицы, где оставили лошадей. Дружина Ильвы опечалилась из за постигшей неудачи не так сильно, как можно было ожидать. Воительница разломила свой серебряный браслет и разделила кусочки между подчиненными, поблагодарив их за участие в общем деле. Она осталась без украшения, зато ее воины были довольны.

– Было бы интересно послушать, – обратилась она ко мне, – что стоит за ненавистью монахов, и почему они назвали тебя Оборотнем.

На мгновение я испугался, что она примется расспрашивать с пристрастием, но Ильва смотрела мимо меня, на возвышающиеся на холме строения, которые постепенно охватывал огонь. Прежде чем покинуть монастырь, она метнула несколько факелов на соломенные крыши, и те мгновенно загорелись.

– Почему ты защитила меня? – пробормотал я, взявшись за больное горло.

– Твоя история – твое личное дело, – отвечала она. – Человека надо судить по его поступкам, а не по прошлому, и для нас волчья кровь ничего не значит. Если ты и впрямь состоишь в родстве с Фенриром, многого добьешься. По крайней мере ты можешь сослужить мне службу. Сокровища святого Кутберта еще станут моими.

Если Ильва по прежнему надеялась запустить руки в сокровищницу монастыря, это значило одно, о чем я не преминул высказаться:

– Вы пришли сюда с целью захватить и разграбить Эофорвик.

Королевский город бдительно охранялся и был обнесен высокой стеной. Сомнительно, что даже объединенным силам скандинавов по зубам эта задача.

– Если тебе удастся проникнуть в город, – продолжал я, – я понадоблюсь тебе для поисков сокровищ святого Кутберта.