— Что скажешь ты?
Она отняла руки от мокрого, покрасневшего лица и медленно подошла к Парису.
— Я виновата больше, чем ты. Я ведь видела, что ты любишь не меня, а только себя. Я сразу это видела. Ну и поделом мне. Я тоже тебя прощаю и буду оплакивать. Только вот не могу обрезать волосы — они, видишь, уже обрезаны…
Умирающий приподнял голову, обвел всех глазами, с усилием всматриваясь, потому что его зрение стало слабеть.
— Этого… я не ждал! Я думал… О, боги, боги, как хорошо было бы все вернуть назад!
Он умер часа два спустя, продолжая держать в своей остывшей и уже онемевшей руке руку Гекубы.
Глава 11
Старому Агелаю не изменили силы и мужество. Оплакав вместе с Еленой своего беспутного внука, он призвал на помощь Антилоха, и они вдвоем перенесли тело во вторую хижину. Дело шло к вечеру, решено было сложить погребальный костер поутру. Старик сменил тюфяки и одеяла на лежанке, принес еще тюфяков и шкур и устроил постели для себя и остальных своих гостей.
— А теперь надо приготовить вам поесть, — сказал он, смахивая с глаз последние слезы. — Вот вас у меня сколько! Забью–ка я пару ягнят. У меня напечен свежий хлеб, есть вдоволь сыру, есть лук и тушеная рыба. Можно сделать славный ужин. Только посуды мало. Ну? Кто поможет мне с очагом и вертелами, покуда я буду возиться в хлеву?
— Я помогу! — вызвалась Елена.
— И я! — вскочила с места Авлона.
Девочке было очень жалко доброго старика, и хотелось сделать что–нибудь, что утешило бы его в горе.
Остальные пока что не могли прийти в себя после всего услышанного.
— Сколько горя сразу! — прошептала Гекуба, — Хорошо, что мне не нужно упрекать себя в его рождении… Хорошо! Но, выходит, мой сын все–таки погиб! Погиб мой сыночек, который ни в чем не был виноват, и никому зла не сделал! И именно мой безумный поступок дал возможность совершиться злу и исполниться страшному пророчеству… Он умер! Мой мальчик умер по моей вине!
— Он не умер, царица!
От этих слов вздрогнули все. Хотя бы потому, что для одного дня этого было слишком много. Слишком много раскрытых тайн и горьких откровений… Что еще им предстояло услышать и от кого?
— Кто это сказал? — Гекуба резко обернулась.
— Это я сказал, — проговорил старый Нестор, до тех пор молчавший. — И повторяю: твой сын не умер. То, что я услышал от Париса и от пастуха Агелая, ясно об этом говорит.
— Что ты, Нестор?! — изумленно повернулся Ахилл к своему возничему. — Ты–то что можешь знать и откуда?
— Именно я‑то и знаю. Но, чтобы не вышло новой ошибки, скажи мне, царица: если я правильно понял, ты, напуганная каким–то пророчеством, решила избавиться от своего ребенка и опустила люльку с ним в горную реку, так?
— Я хотела бросить ее в пропасть, — ответила Гекуба. — Это маленький Гектор утащил колыбель, пока я лежала без памяти, и пустил ее плыть по реке. Он пытался спасти ребенка.
— Так–так… Колыбель была из светлого ореха? И с заклепками в виде золотых звездочек?
— Да, — голос троянской царицы задрожал.
— А завернула ты мальчика в плащ из черной мягкой ткани, расшитой восьмиконечными звездами?
— Да–да! — закричала Гекуба. — Ты что–то слышал? Что–то знаешь?
Умоляю, говори!
Нестор глубоко вздохнул.
— Оказывается, и я виноват во многом. Ну, слушайте же. Я давал клятву молчать об этом, но уж если теперь промолчу, прощения мне не будет!
Почти двадцать шесть лет назад я ездил с моим другом, мирмидонским царем Пелеем, в Мизию, к сыну его друга царю Телефу. |