— Я думал над этим, когда читал и когда переводил, — проговорил, наконец, профессор. — Да, тут мы имеем загадку из загадок. Мифом и вымыслом считали и Трою, и это тоже вызывает недоумение. Но о троянской цивилизации, хотя ее так и не называли, по крайней мере, существуют какие–то разрозненные сведения, хотя бы намеки на нее и ее влияние на Древний мир присутствуют у известных нам историков и философов. Да само существование Троянского цикла уже говорит об этом — такое предание не могло родиться на пустом месте! Но амазонки… Да! О них есть немало мифологических сюжетов, и все они замыкаются на войне… Битвы, поединки, схватки амазонок с известными героями. И, заметьте, как правило, все мифы говорят вначале о непобедимости этого племени и тут же повествуют о том, как тот или иной герой их побеждает и разбивает в пух и прах! О чем это говорит? Да только о том, что историю, друзья мои, писали и пишут мужчины, и ничего с этим не поделаешь… Амазонки были, и они таили свои секреты, свой уклад, само свое существование от всего мира именно потому, что оказались иррациональны в мире, где царит господство тела над ребром, мужчины над женщиной. Из–за этого, видимо, амазонки и были обречены исчезнуть довольно быстро… я думаю, их государство просуществовало где–то около тысячи лет, а для истории это немного. Но они все же создали за такое короткое время уникальную цивилизацию, цивилизацию, которая могла оставить миру неповторимый опыт, если бы враждебное окружение и… уж прости, Аннушка! — женская твердолобость не заставляли этих удивительных воительниц так непогрешимо хранить свои тайны ото всех — от кого нужно и не нужно было хранить их! Кстати, о том, как появилось это невероятное государство, государство женщин, рассказывается в последующих главах нашей повести.

А что до мифов, то создатели их — мужчины, разумеется — старательно выискивали в истории непобедимого и действительно грозного народа только провалы, только такие моменты, когда можно было бы говорить о поражениях дев–воительниц, об их посрамлении перед мужчинами. Глупо вообще–то, ибо посрамлением оказалось само их кратковременное существование как государства и народа.

Профессор говорил так долго, что его трубка почти погасла, и он долго пыхтел, раскуривая ее вновь. Миша молчал. Молчала и Аня, не желая вторгаться в эту смущенную тишину. Но, в конце концов, не выдержала именно она.

— Вообще–то мне все равно, отчего о них молчали. Главное, что они были… И это здорово, что какой–то народ… мне все равно — женщины или мужчины, но что кто–то смог найти такие ключи к природе — приручать орлов, дельфинов. Но самое главное для меня, Александр Георгиевич — вы уж простите, знать, что там было дальше. Нам уже скоро ехать надо! Можно прочитать хоть еще немножко!

— Можно.

И Каверин снова раскрыл папку с переводом.

Глава 3

— Ахилл, ты как? Что с тобой? Ну, давай, разжимай руку, не воображай, что у меня хватит сил разжать твои пальцы… Ну!

Но преодолеть судорогу было невозможно, и Пентесилея поступила проще: сняла с дельфина ошейник и, оставив его зажатым в руке Ахилла, попросту вынесла своего спутника из воды на руках.

Спустя какое–то время он пришел в себя от острейшей боли, которой налились его руки и ноги, вновь обретшие чувствительность. Невероятным напряжением воли Ахилл заставил себя не застонать.

— Ты как? — в десятый раз спросила, наклоняясь над ним, Пентесилея. — О, Артемида, зачем я это затеяла?! Я, кажется, убила его!

Искрений страх, прозвучавший в этом возгласе, лучше всего помог Ахиллу справиться с собой.