Они проговорили до самой утренней звезды. Сзади к Ахиллу подошел Рей и ткнулся в плечо теплой шелковистой мордой. Герой потерся об нее щекой.
— Я его укротила и объездила, а он все равно выбирает тебя, — сказала задумчиво амазонка. — Все выбирают победителей.
Он даже вздрогнул: она почти повторила мысль Гектора и его слова, о которых не могла ничего знать.
— Ты после Ламеса вернешься сюда? — почти робко спросил базилевс. — Я тебя еще увижу? Если скажешь «да», я задержу отплытие мирмидонских кораблей.
— А когда оно назначено? Когда уплывают ахейцы?
— Возможно, вскоре после праздника Аполлона. Но я буду тебя ждать.
Она молчала, задумчиво и печально глядя на море. Потом проговорила:
— После обряда искупления исчез шрам от раны на бедре, той, что нанесло твое копье. Он был совсем свежий, и живая вода стерла его. А старые остались. Если бы все раны могли исчезнуть… Я вернусь, Ахилл. Дождись. Только ничего обещать не стану.
— Я не прошу никаких обещаний, Пентесилея. Но мне нужно снова увидеть тебя!
Она засмеялась и выплеснула в костер остатки вина из своей чашки.
Огонь вспыхнул ярко, метнулся вверх алыми языками и вновь упал, лениво ползая по угольям и деловито треща. Ночь кончалась.
А утром они расстались.
Глава 5
Праздник начался на рассвете.
Едва первые проблески зари окрасили вершины холмов, Троянскую долину огласили мощные и стройные звуки. Они напоминали пение флейт, но были в сотни раз сильнее и глубже, а мелодия, в которую они слагались, при всей своей простоте, поражала красотою. Это звучали лонтры, музыкальные инструменты, которыми в Трое всегда сопровождали любое торжественное событие. Лонтра внешне походила на флейту, только была гораздо длиннее и толще, и вместо дырочек в ней проделывались узкие отверстия–щели, расположенные возле широкого конца. Ее делали из особых пород дерева и вставляли внутрь трубку, свернутую из тончайшей пластины серебра. Голос лонтры оглашал огромное пространство, с ее помощью можно было подавать сигналы армии во время сражения, но инструмент считался священным и использовать его для битвы запрещалось, поэтому в армии пользовались обычным сигнальным рогом.
Впервые за двенадцать лет Скейские ворота распахнулись не для того, чтобы пропустить отряды воинов. Они раскрылись во всю ширину, но какое–то время в них не было видно никого, кроме городской стражи. И вот появились десятка два юношей, облаченных в длинные пурпурные хитоны. Это младшие жрецы храма Аполлона шли торжественным шагом, неся огромные гирлянды цветов. Вторя голосам лонтр, они пели утренний гимн богу Аполлону и славили свет солнца и наступление утра. За ними показались музыканты с лонтрами, затем флейтисты и девушки с кифарами. Но кифары и флейты пока молчали, их время не настало.
В величавую музыку лонтр вторглись гулкие удары тимпанов. Их несли мальчики, одетые в светлые туники и яркие плащи, в венках из веточек туи, дерева любви. Вслед за ними показалась процессия жрецов. Старшие жрецы Трои, подобно египетским служителям богов, носили только белую одежду, но у них она была украшена золотой или серебряной каймой, а на груди всегда вышивались символы божества, которому посвящал себя жрец.
Впереди шли жрецы Аполлона в лавровых венках, вышитые ветви лавра украшали их одеяния. Они вели белых овец, которых предстояло первыми принести в жертву. Завершить праздник, впервые за много–много лет, должна была величавая гекатомба, совершаемая в честь окончания войны и заключения мира. Но предназначенных для нее быков пока держали в загонах на склонах холма.
Следом за жрецами Аполлона выступали жрецы храма Зевса (только раз в году они бывали вторыми в праздничном шествии, когда повелитель богов уступал на один день славу и почести своему лучезарному сыну). |