Но для окончательного «облегчения» участи виновного ему следовало теперь подробно записать рассказанное, иначе суд не примет его устных оправданий, записанных на магнитофон. Короче, вот тебе лист бумаги, а вот — ручка, — начинай. И спрашивай, чего не понятно. А как начинать? Да так, чтобы в обязательном порядке растрогать и судей, и присяжных заседателей, если последние станут решать его судьбу. О чем он, кстати, потом может суд и попросить. Там обычно люди жалостливые, а когда узнают, о какой жертве идет речь, могут отреагировать с присущей людям вообще ненавистью к ростовщикам, опутывающим своих должников, словно кровожадные пауки несчастных мушек. А начинать надо обязательно со слов: «Чистосердечное признание». Не приходилось еще? Ну, ничего, у многих это случается однажды в жизни…
— Ну, конечно, — с присущим Филе юмором, отреагировал тот, — вторичному даже я не поверил бы… А так, глядишь, скостят за очистку атмосферы, скажем, или другое оправдание найдут. Как там у Достоевского-то? Покаялся, кажется, тот Раскольников, да и все дела, а нагородили — мама родная!..
И присутствующие, исключая задумчиво потирающего пальцами авторучку Захарикова, который, наморщив практически чистый лоб, старательно формулировал свое чистосердечное признание, облегченно рассмеялись.
— Ты в кино видел? В театре? Или как? — серьезно спросил Юрий Петрович.
— Правду сказать?
— И только правду…
— Рассказывали. Уже не помню кто. Кажется, уже после Афгана. Но точно до Чечни. А что такого, слухами, говорят, земля полнится… Не то говорю разве?
Филипп смотрел на смеющихся женщин, и душа его радовалась. В первую очередь за Катю, она окончательно приходила наконец в себя. О Вере и говорить нечего, так и закатилась от хохота. Красивая, подумал Филипп, конечно, хороша Маша, да не наша. А Юрка-то — только поглядеть! Но у него ничего не получится, ее сейчас больше всего волнует тот, кто катит домой на серебристом, пробитом пулями бандитов джипе. Герой — да и только. Надо же, и тут повезло Сан Борисычу, судьба, значит, такая…
Турецкий наблюдал, как механики из гаража прокуратуры под руководством эксперта-криминалиста Сергея Сергеевича Селезнева аккуратно прилаживают на место части внутренней обшивки кузова джипа. Эксперт сказал, что больше сама машина ему не понадобится, но, если это возможно, он просит срочный ремонт в ближайшую, скажем, неделю не производить. На всякий случай. Пули в салоне он собрал. Все сфотографировал, что было ему необходимо.
Вот тут и застал Александра Борисовича телефонный звонок Гордеева. Особенно начало разговора понравилось.
— Слушай, Сань, я совершенно случайно проговорился, и вот пришлось рассказать про перестрелку. Ты уж прости, но Вера хочет что-то тебе сказать… — и он Передал ей трубку.
«Вот только ее мне сейчас и не хватало», — подумал Турецкий и… ошибся.
— Саша, с тобой ничего не случилось?
Ни фига себе! И Саша, и на «ты»! Он вспомнил, что в агентстве сам же и предложил ей обращаться без церемоний, но именно сейчас такое обращение почему-то несказанно согрело душу.
— Не волнуйся, — максимально мягко, с почти нежным выдохом ответил он, — все у меня в порядке, а вот машинка пострадала. Но не сильно. Хотя дырок хватает. Но я тут осмотрел борт и подумал, что на таком «крутом» автомобиле почел бы за честь по Москве передвигаться. Это ж боец! В переделках побывал!
В ответ он услышал негромкий, почти воркующий смех. Подумал, что, слава богу, кажется, пронесло. И только позже пришло озарение: да не про джип ведь она! Сегодня — один, завтра — другой. А вот «Саша» и «ты» — это гораздо серьезнее. |