|
Напор не ослабевал и тогда, когда Карлсен отвернул голову и притиснул к лицу ладони (терпеть уже сложно: ощущение на грани болевого). И тут дискомфорт неожиданно схлынул, сменившись умиротворенной тишиной. Все равно, что из– под хлещущего града нырнуть под навес. Он открыл глаза и понял, что причиной этого внезапного спокойствия была планета, отгородившая его, Карлсена, от солнца. С этого расстояния она смотрелась примерно вчетверо крупнее земной луны. Серого цвета и с вертикальными прожилками темных облаков, она походила на жемчужно– мраморный шар. Поверхность напоминала фотоснимки Сатурна. Секунду Карлсен недоумевал: как, интересно, планета различается, когда солнце находится сзади, но тут сообразил, что в небе еще как минимум три спутника, гигантскими зеркалами отражающих голубое сияние. Интриговало и то, что у темных прожилок вертикальная направленность (планета вращалась с севера на юг, под прямым углом к эклиптике спутников). Уже на его глазах темное пятнышко на северном полюсе неторопливо сместилось за горизонт. Видимо, Ригель 3 имел сходство с Венерой: его тоже покрывала плотная кора облаков. С приближением (спускались, судя по всему, со скоростью тысяч миль в минуту, хотя скорость ощущалась не больше чем на авиалайнере) Карлсен в районе экватора различил нечто, напоминающее обширную прогалину в облачном слое. Но когда повернул, было, в том направлении, в груди упредительно ожил голос Крайски: – Не туда. Нам на другую сторону планеты. Чуткое подрагивание – признак гравитационного поля планеты – указывало, что тяготение здесь гораздо сильнее земного. Может, именно поэтому по мере приближения нагнеталось какое то неизъяснимое ощущение: зловещесть и поистине магнетическое влечение одновременно, словно затягивающие в водоворот. – А почему не через ту брешь в облаках? – поинтересовался Карлсен. – Это известило бы о нашем появлении. – Оно может кому то не понравиться? – Местами, – тон Крайски не располагал к дальнейшим расспросам. По мере приближения, все больше впечатлял сам размер планеты. Вот уже четверть часа летели к ней, не снижая хода, а она, во всю ширь заполонив собой горизонт, так и не приближалась. Что то в силе ее магнетизма наполняло душу странной беспомощностью, от чего вспоминалось детство. Наконец приблизились настолько, что в стратосфере стали различаться змеисто трепещущие языки молний, стомильной длины каждый. Временами облачный слой, казалось, разрывался вспышками напряженного огня – с шипением, как какое нибудь опасное пресмыкающееся. Карлсена начали было разбирать опасения, но один взгляд на лицо спутника вселил уверенность, что бояться нечего. Неожиданно, они на лету упруго вошли в ватную серость (мелькнула мысль, что вода). Прошло несколько секунд, прежде чем дошло, насколько плотна здесь облачная взвесь: облака буквально, полужидкие. Поглядев мимолетом наверх, Карлсен заметил, как за ними обоими тянется сероватый истаивающий след: что то вроде шлейфа пузырьков, стелящегося следом за ныряльщиком. Чем глубже проникали в атмосферу, тем темнее становилось вокруг. Крайски в какой то момент сменил направление, и двигаться начали параллельно поверхности. Вскоре окунулись в черноту темнее ночи, и присутствие Крайски угадывалось лишь благодаря телепатической связи. Мрак, казалось, длился вечность. Наконец, к облегчению, забрезжили первые проблески света. Еще несколько минут, и вокруг занялось мутное белесое свечение, будто в толще океана. Тут Крайски снова сменил направление, и они начали терять высоту по наклонной. Удивительно то, что, несмотря на многомильный спуск через осязаемо плотный пар, свет не убывал. – У атмосферы высокая проводимость, – прочел его мысли Крайски, – и от этой статики возникает свечение, во многом, как неоновый свет. Совершенно неожиданно они вынырнули под облаком, милях в десяти над поверхностью, и от открывшегося вида Карлсен в благоговейном ужасе затаил дыхание. |
