|
Я увяз в тебе, как в болоте. Я дома часами валяюсь на кровати, смотрю в потолок и думаю о тебе. Ты так не похожа на других, ты такая умная, независимая, такая… стоящая отдельно. Джесси! — Том поднялся и подошел к ней вплотную. — Ты шпыняешь меня, как комнатную собачку, а я терплю. Говоришь мне гадости, и я не обижаюсь. Я понимаю, почему ты так себя ведешь. Постоянно доказываешь мне и всем остальным, что подъезжать к тебе бесполезно. Ну конечно, вранье — это же наш хлеб… Но хоть сейчас ты можешь поверить? Что я говорю искренне? Что я не играю, а реально схожу по тебе с ума? — Том приблизился еще на шаг, Джессика инстинктивно уперлась рукой ему в грудь, но не оттолкнула. Том кончиками пальцев провел по ее щеке. — Какая у тебя кожа… Мне плевать на то, кто что подумает и скажет. Джесси, детка, ну пожалуйста, поверь мне…
Последние слова Джессика больше почувствовала, нежели услышала, потому что Том договаривал их, уже подобравшись к ее губам. «Да пошло все к черту, — подумала она, обхватывая его шею руками и закрывая глаза, — я ведь тоже давно этого хочу. А уж сейчас…» Они каким-то образом оказались на ее кровати, хотя Джессика не помнила, как они сюда добрались, потом услышала прерывистый шепот Тома: «Ты ведь не прогонишь меня на диванчик?»… А все, что было после, оказалось настолько упоительным и насыщенным количеством эмоций в единицу времени, что жалеть, право, было не о чем.
Когда Том в минуты затишья твердил, что никак не может ею насытиться и, возможно, не насытится никогда, Джессика верила, потом ругала себя за то, что верит, а после очередного бешеного всплеска эмоций ругала за то, что не верила. На трезвую голову она пыталась разобраться в собственных чувствах и все чаще приходила к выводу, что Том завладевает ею безраздельно — сознание безропотного подчинения этому обрушившемуся на нее смерчу и страшило, и сладостно обжигало. В его отсутствии ее посещали холодные и скользкие мысли о том, как легко спугнуть неожиданное счастье, но, когда неутомимый Том вновь начинал шептать ей бесконечные нежные слова, подкрепляя их активными действиями, она проваливалась в блаженство и заверяла себя, что бояться совершенно нечего. В августе установилась необычная жара. Поскольку слегка смазанный цвет неба и дрожащая в воздухе дымка подсказывали, что это последние погожие дни перед началом осени, Джессика решила вытащить Тома на длительную прогулку. После нескольких часов бесцельных блужданий по парку они обнаружили стопроцентно декоративный пригорок, украшенный внушительным дубом, к которому приткнулась деревянная скамейка. Пейзаж так и просился на любительскую акварель, и Джессика не могла не присесть в таком восхитительном месте. Она с наслаждением опустилась на горячую от солнца скамью и автоматическим движением выудила из сумки пачку сигарет. — Ну вот… — огорченно протянул Том, усаживаясь рядом, — только я хотел накинуться на тебя с неистовыми лобзаниями, как ты втыкаешь в зубы сигарету. — Хоть на минуту придержи свои желания при себе. Вокруг бегают дети. Можно просто посидеть на солнышке и поблаженствовать? — Можно, можно. Под этим деревом действительно славно. Неплохо было бы заняться глупостями прямо здесь, на травке. Ты как считаешь? Ну уж нет, я предпочитаю комфорт. Утехи на лоне природы не для меня. В лучшем случае, тебя искусают все летающие и ползающие насекомые, в худшем — на тебя свалится с дерева белка или собачка подбежит и поднимет лапку… — Супер. Ты так восхитительно это описала, что мне захотелось немедленно записаться в общество добровольных усмирителей плоти и впредь воздерживаться до самой смерти. Кстати, о собачках. Один мой знакомый… — Том! Я умоляю… — …пришел в гости. |
